Смоленское направление

Копьё противника скользнуло по каске, сантиметром ниже и Рязанец лежал бы со сломанной шеей, но обошлось. Конь промчался ещё несколько десятков шагов и остановился. Правая рука сотника гудела, отдавая болью в плече. Развернувшись, сотник увидел мохнатую лошадку, лежавшую на снегу с обломком копья в области седла. Противник уже поднимался на ноги, почти вставал и снова падал на снег.

– Я обожду, пока ты встанешь. – Савелий спешился, разминая ушибленную руку.

– Тебе повезло, урусут. – Шоно подошёл к мёртвой лошади, поднял щит и обнажил немного искривлённый меч.

Минуту, противники стояли, ожидая, кто первый нанесёт удар. Савелий крутанул мечом, рука обрела способность к круговым движениям, в этот момент прямо перед глазами просвистела острая сталь. Шоно прыгнул с места и нанёс два удара: – первый в лицо, второй по ногам. Сотник отскочил, выставляя вперёд щит, принимая коварный удар на нижнию стальную окантовку.

– Неплохо. Где научился русскому бою? – Спросил Савелий у противника, отвлекая его разговором.

– Я тебе скажу, когда ты будишь умирать. – Огрызнулся степняк.

Сотник рубанул наискось, пытаясь обездвижить щитовую руку, и тут-же почувствовал, что его левая рука не может удерживать свой щит. Шоно в точности повторил удар Савелия. Противники разошлись, скидывая расколовшиеся щиты под ноги.

– Проклятый чуткур. – Кочевник нанёс удар снизу вверх, пытаясь отсечь правую руку противника, перехватил меч двумя руками, крутанулся и ударил сверху. Таким приёмом можно разрубить человека, настолько велика сила инерции. Но кончик меча всего лишь чиркнул по наручу, а завершающий удар пришёлся в снег.

– За Русь! – Савелий стоял, справа от Шоно, в нарушении всех правил фехтования. Резко опустил меч вниз, оттягивая немного на себя. Острая сталь разрубила бармицу, войлочный воротник и отделила голову от туловища.

Позолоченная личина шлема смотрела пустыми глазницами в небо. На утоптанном снеге, на коленях, опёршись руками в вонзившийся в промёрзлую землю меч, стояло обезглавленное тело. Внук смоленского боярина, не принявшего христианства, умер на земле своих предков.

Сотник вытер меч снегом, подошёл к павшей лошади, снял перемётную сумку и извлёк из неё старинный рог. На кости была прикреплена серебряная овальная пластина, на которой выгравирован бородатый воин с позолоченными усами.

– Тело можете забрать, голову я оставляю себе. – Прокричал Савелий в сторону леса, где толпились выжившие монгольские воины.

Боярин Рысёнок встретил Рязанца у ворот, принял назад своего коня и попросил посмотреть на трофеи. Откинув личину шлема, старый боярин отпрянул, лицо Шоно в точности напоминало его собственное.

– Отдай мне голову, Савелий. Ты сам видишь, почему она мне нужна. – Шёпотом проговорил Рысёнок.

– Да, конечно бери. Он хорошо бился, русский по крови, но кочевник по духу. – Сотник передал голову и сумку с рогом смоленскому боярину.

Монголы уходили в сторону Долгомостья, забрав с собой тело Шоно. На опушке остался только один труп – тело шпиона-купца. Батасухэ, как единственно оставшийся в живых сотник вёл отряд в сторону болот. Девяносто два всадника брели по просеке, унося ноги подальше от коварного города, где полегло почти всё кочевье отца. Трое разведчиков, посланных вперёд час назад, ещё не вернулись, значит до ближайшей поляны, где можно сделать привал ещё далеко. Внезапно рухнула громадная ель, подминая под собой десяток авангарда.

– Засада! Спешится! – Успел прокричать сотник.

Десятки стрел вонзались в незащищённые тела кочевников. После боя, все, кроме охранения сняли доспехи. Беспечности в этом не было, так было заведено.

Свиртил получив донесение гонца из Смоленска, спешно собрал всех своих воинов и двинулся к месту сбора. Так получилось, что дорога, по которой двигались два отряда – была одна. Лесовики без труда перехватили разведку монгол, и устроили засаду в удобном месте. Благо в отряде была двуручная пила, с помощью которой и подпилили ель. Стук топоров выдал бы литвинов с головой.

Рычащая масса выскочила из леса с двух сторон, орудуя страшными топорами, сея смерть среди кочевников. В первую минуту боя полегли почти все степняки, полтора десятка смогли собраться возле Батасухэ, окружившие его щитами, собираясь продать жизнь, как можно дороже. Трое литвинов уже лежали без дыхания, пытаясь приблизиться к ним.

– Стрелки! – Скомандовал Свиртил.

Двенадцать стрел впились в тела и щиты степняков, через десять секунд залп повторился.

– Пощадите! – Завопил врач-китаец.

Батасухэ хотел зарубить труса, но желтолицый коротышка был в десяти шагах от него. Стрелки ещё раз выпустили летящую смерть и натянули луки, держа под прицелом четверых оставшихся в живых врагов.

– Сдаёмся. – Прошептал Батасухэ. Топор выпал из его рук.

– Мы сдаёмся! – Ещё раз прокричал китаец, неизвестно каким образом, так хорошо выучивший русский язык.

К вечеру, Свиртил вышел с целым табуном лошадей к месту сбора. Егорка, поджидавший его, поведал о битве возле Молоховских ворот.