Я хотел пообедать в «Свитч», потому что слышал, что там подавали какой-то фантастический салат с лобстерами на закуску и очень хорошие стейки. Уникальной особенностью этого ресторана было то, что каждые двадцать минут свет в зале гас, играла жутковатая музыка, а стены и потолок полностью меняли свой декор. Я даже слышал, что иногда официанты тоже быстренько переодеваются в другие костюмы. Приманки для туристов – я это хорошо понимал, – но мне хотелось рассказать об этом Кэтлин и Эдди, когда я вернусь.
– Я не очень большой ценитель еды, – ответила Калли, – но я закажу себе что-нибудь пожевать, пока мы будем обсуждать эту… ситуацию.
– А что, есть какие-то проблемы? С Эвой? – поинтересовался я.
– Думаю, что они на подходе, – ответила девушка.
Глава 20
«Свитч» меня не разочаровал. Этот ресторан был полон ярких цветов, венецианского цветного стекла и диковатых, но очень стильных тканей. А кроме того, в ресторане был виски-бар, в котором, помимо многих классических брендов бурбона[37], был мой самый любимый: «Паппи Ван Винкль», семейные запасы двадцатилетней выдержки. Я сразу же заказал нам по порции этого напитка.
– Я хочу шардоне, – попросила Калли.
Официант остановился в нерешительности.
– Принесите ей порцию «Паппи», – велел я, – и бокал вашего местного шардоне. На всякий случай.
После того как он ушел за напитками, я спросил:
– Ты помнишь Берта Ланкастера?
– Актера? – уточнила Калли и оглянулась. – Он что, где-то здесь?
– Разве что его дух, – ответил я.
– А-а-а… – Она на минуту задумалась, а потом продолжила: – Мне он понравился в том фильме с Кевином Костнером, о бейсбольном поле.
– «Поле его мечты», – уточнил я. – Его последний фильм.
– Так, и что с ним?
– Когда ему было шестнадцать лет, Берт Ланкастер убежал из дома и присоединился к цирковой труппе – хотел стать акробатом на трапеции.
В глазах у Калли появился интерес.
– И что, ему удалось?
– Да.
Официант принес напитки:
– Сделай глоток бурбона, – предложил я. – Не разочаруешься.
– Ну хорошо, – произнесла она со вздохом. – За твое здоровье.
Мы чокнулись, и я посоветовал:
– Подержи его на языке до тех пор, пока не почувствуешь вкус жженого сахара.
Калли сделала, как ей было сказано, скорчила гримасу и выплюнула весь бурбон в бокал для воды.
– Как ты только
Я посмотрел на янтарную дымчатую жидкость в ее стакане, нахмурился и произнес:
– Не могу поверить, что ты это сделала. Это все равно что плеваться в церкви.
Я взял ее стакан и поставил рядом со своим.
Калли жадно пила воду из моего бокала. После того как выдержка к ней вернулась, она сделала глоток шардоне.
Я поднял свой стакан, сделал еще один глоток виски и попытался воспроизвести по памяти:
– «Мы делаем лучший в мире виски. Не для денег, а для того, чтобы все ценители пили его».
– А это еще откуда?
– Это девиз «Паппи Ван Винкль».
– Интересно, удастся ли мне когда-нибудь избавиться от этого вкуса во рту?
– Мы говорили о Берте Ланкастере, – вернулся я к прежнему разговору.
– Именно. А почему он бросил цирк и стал актером?
– Началась Вторая мировая война. Его призвали, и он попал в элитные войска – войска спецназначения. А уже оттуда каким-то образом попал в кино и благодаря своей цирковой подготовке стал одним из лучших каскадеров в Голливуде.
Калли взяла свою салфетку, положила себе на колени и стала внимательно изучать ее.
– Раньше я каждый день смотрела, как Эва репетирует.
– В Атланте, когда ты была ее контролером?
– Сначала у нее были проблемы с висом головой вниз, – кивнула Калли. – От этого у нее болела голова и ее тошнило. Я думала, что она все бросит, но она не сдалась и заставила себя преодолеть свой страх.
– Для этого нужно много мужества, – заметил я, ожидая, к чему клонит Калли.
Официант спросил, что мы хотим на закуску. Я заказал салат с лобстером, а Калли от закуски вообще отказалась.
– У каждого акробата на трапеции свой собственный, неповторимый стиль, – объяснила она. – Некоторые из них очень четко организованы, почти роботы. И совершенно без всяких эмоций. Ну, вроде как Крис Эверт на теннисном корте. Другие, как Эва, кажется, танцуют в воздухе.
Последнюю фразу она произнесла так, будто разговаривала сама с собой. В голове у меня крутился еще один факт, и я решил его использовать.
– Он говорил, что так и не смог избавиться от своей любви к трапеции.
Калли посмотрела на меня непонимающим взглядом, поэтому я продолжил:
– Берт Ланкастер. Он крутился на трапеции, пока ему не исполнилось семьдесят лет.
И тут я увидел, что глаза Калли полны слез. За все годы, что я ее знал и работал с ней, такой я ее никогда не видел.
– С тобой все в порядке? – спросил я.
– Донован, я не могу позволить ей умереть.
– Но все уже решено. Она двойник Тары Сигель. Так что тебе остается только отойти в сторону.
– Я не могу и не хочу.
– А вот это стоит обсудить, – нахмурился я.
– Хорошо, – сказала девушка. – Обсуждай.