Читаем Смерть во спасение полностью

Каждый день видеть её сияющие глаза и тихую улыбку было как праздник. Разбирая текущие дела с посадником Ананием и боярами, Александр почти не вслушивался в их рассуждения, сразу соглашаясь со всем, что они предлагали. И торопился домой, чтобы заключить в объятия Вассу и остаться с ней наедине. Раньше с ним такого не приключалось.

   — Как будто тебя колдовским зельем опоили, княже, — рассмеялся Шешуня, вытребовав наконец-то свидание с ним. — Третий день с тобой перемолвиться не могу. А дело неотложное!

   — Что там стряслось? — рассеянно спросил Ярославич.

   — Ты хоть помнишь, кто у нас ныне великий князь? — усмехнулся таинник.

   — Хватит шутковать, я ещё в своём уме!

   — А коли так, послушай. Даниил Галицкий приезжал к своему зятю и пробыл у него неделю. Они охотились, пировали, а среди близких слуг Андрея есть и мой таинник, Прохора помните, ваша светлость, я его в Орде перекупил. Так вот он и донёс, что князья хоть и охотились, но глаголили о вещах весьма серьёзных. Они толковали о совместных боевых походах против Батыя и о союзе с папой Иннокентием. Как передал Прохор, князь Даниил то ли уже принял католичество, то ли собирается в латинскую веру оборотиться, а папа римский уже ему прислал королевскую корону. И Даниил торопил зятя, чтобы тот окрутил митрополита и духовных отцов, дабы те начали вести проповеди в защиту латинянской ереси...

Александр мгновенно переменился в лице, и от былой рассеянности не осталось и следа.

   — Заходил разговор и о тебе, княже, — продолжил Шешуня и вздохнул. — Андрей пересказал твои угрозы, и Даниил сильно обеспокоился, дал знак князю, и они отъехали в сторону, запретив слугам приближаться. Поэтому таинник ничего не слышал, но я не исключаю, что твои родичи говорили и о том, как тебя извести, чтоб не порушил их умыслы.

Александр помрачнел.

   — Я его предупреждал! — набычившись, угрожающе произнёс он. — И заставлю мне покориться!

   — Войной пойдёшь, как твой отец ходил? — усмехнулся таинник. — Уподобишься Батыю, приступом Владимир брать будешь? И какую славу тем обретёшь?

   — А что делать? Ждать прихода папистов, чтобы те превратили наши храмы и монастыри в Содомы, как это происходит в Риме, Флоренции и по всей Европе?

   — Не торопись, княже, придумаем что-нибудь не столь тягостное. На то нам голова и дадена!

Однако на следующий день из Киева приехал митрополит Кирилл, обеспокоенный долгим отсутствием князя. Его сопровождал ростовский епископ Кирилл, почитавший Александра как великого воина. Митрополит ранее поддерживал князя Галицкого, и Ярославич был удивлён его неожиданным появлением.

   — Я ведаю о переписке папы Иннокентия с Даниилом и предательских умыслах последнего, — с грустью говорил митрополит. — Я всячески пытался разубедить князя, но всё безуспешно, потому я и покинул его.

   — На тебя вся надёжа, Александр Ярославич! — пробасил Кирилл ростовский. — Все пастыри наши вопиют о том, что может случиться, если и твой брат Андрей поддастся на уговоры Романовича. А известия, что доходят до меня из Владимира, совсем не утешительные...

   — Я ведаю о заговоре брата с Даниилом, святые отцы, и, поверьте, так сего не оставлю, не дам веру и церковь нашу в обиду! — заявил новгородский князь, успокоив иерархов.

Не успели оба Кирилла уехать, как взбунтовался Василий, надерзил мачехе, Ярославич тут же вскипел, и они сошлись, как два петуха, да едва не подрались. После этой ссоры отец решил отселить сына, возвести ему рядом свой терем. Собрал помочь. Вся дружина пришла строить хоромину, и за два дня подняли её до третьего этажа. Александр стелил уже крышу, когда задул холодный ветер, пошёл снег, а он взмок, и его просквозило. Надо было вылежаться, а он ещё несколько дней перемогался на ногах и лишь сердито отмахивался, когда Васса и лекари укладывали его в постель. Князь торопился достроить сыновьи хоромы. А как только вбил последний гвоздь, тут же свалился.

Князя охватил такой жар, что к нему нельзя было прикоснуться. Он впал в забытье, никого не узнавал и призывал к себе только Вассу, хватал её за руку и на мгновение успокаивался. Лекари беспомощно разводили руками, не в силах унять жар и лихоманку. Князя соборовали, предвидя худшее. Дети плакали. Проливали слёзы и новгородцы, ночи простаивая у дома Александра и каждый час выспрашивая у слуг, что с ним.

Молодая жена больше недели не смыкала глаз, проводя всё время у одра мужа, держа его руку в своей и заклиная Бога спасти его. И Господь внял её молитвам. Однажды утром Ярославич открыл глаза и осмысленно взглянул на жену. Подушка была мокрой от пота.

   — Я хотел бы поесть... — прошептал он.

А через неделю уже встал на ноги и тотчас призвал Шешуню.

   — Что во Владимире?

   — Князь ведёт уговоры. Вызывает к себе священников по одному и увещевает. Твердит, что так завещал ему отец, пугает татарами, и некоторые соглашаются. Большинство наотрез отказываются, но князь упорен...

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечество

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза