Смерть в подземке

— Да на, — сказал Глеб. — Не волнуйся, — добавил он, обращаясь к схватившемуся руками за голову Ник-Нику, — цел твой чемпион. Полежит минутку и будет в полном порядке… Да вон, уже и глаза открыл! Ничего не скажешь, крепкая у парня голова!

Дугоев медленно, с трудом встал на четвереньки, пьяно помотал головой и жалобно спросил:

— В чем сила, брат? В очках, что ли? Может, подаришь?

— Да легко, — пообещал Глеб, протягивая поверженному чемпиону руку. — Давай поднимайся, а то Ник-Ник волнуется.

Полутора часами позже в раздевалке мокрый и распаренный после душа Дугоев пристал к Глебу с расспросами: в каком виде выступал, где и с кем дрался, какие имеет титулы и звания и почему, пребывая в такой форме, оставил ринг? Как всякий истинный спортсмен, он был в меру простодушен, и расчет Сиверова оказался верным: будучи походя отправленным в аут человеком, от которого меньше всего мог этого ожидать, чемпион проникся к нему глубоким уважением и искренней симпатией. Иначе и быть не могло: он был кавказец и настоящий боец и привык уважать в окружающих силу и бойцовские качества.

— Да нигде я не выступал, — сказал ему Глеб. — Я вообще, если хочешь знать, впервые очутился на ринге. А морды бить, извини, умеют не только профессиональные спортсмены.

— Не понимаю, — упрямо возразил Черный Барс, натягивая джинсы. — Не обижайся, дорогой, но кто ты сейчас, сам подумай! А с таким талантом давно стал бы абсолютным чемпионом мира, ездил бы на лимузине, с золота кушал, на золоте спал!

— На золоте спать неудобно, — заметил Слепой, — жестко. Каждый сам выбирает, что в его жизни главное, на какой из своих талантов делать ставку. Не понимаешь? Как бы тебе объяснить… Ну вот, к примеру, кто «Робинзона Крузо» написал, знаешь?

— Читал, — с гордостью объявил кавказец, — хорошая книга, знаменитая. Даниэль Дефо написал — правильно?

— Правильно, — кивнул Глеб. — А кто он был, знаешь?

— Странный вопрос, слушай, — пожал широкими плечами Марат. — Писатель, конечно, кто же еще!

— Шеф британской разведки, — поднес ему сюрприз Сиверов.

— Как так? — опешил Дугоев.

— Да вот так. Вот ты у нас с Кавказа — значит, наверняка неплохо поешь и еще лучше танцуешь… Коран наизусть знаешь?

— Не весь, — признался Дугоев. — Немножко совсем.

— Насколько мне известно, немножко знать наизусть Коран — это уже неплохое начало духовной карьеры, — сказал Глеб. — Так почему ты здесь, а не в исламском университете? Почему не танцуешь в каком-нибудь ансамбле, не поешь на эстраде?

Дугоев озадаченно поскреб пятерней в затылке, пожал плечами и выдал вполне предсказуемый ответ:

— Не знаю, слушай. Так получилось!

— Вот и у меня как-то так получилось, — подвел итог Сиверов. Краем глаза он видел Ник-Ника, который, стоя поодаль, прислушивался к их разговору. Обнаружив, что его заметили, тренер тихо ретировался. — Теперь два слова по делу. — Он открыл принесенную с собой спортивную сумку и, вынув оттуда, протянул Дугоеву легкий кевларовый бронежилет. — Вот, примерь-ка. И будь добр, без него на улицу не выходи.

— Думай, что говоришь, э! — возмутился гордый сын кавказских гор. — Что я, на войне?

— Поступай как знаешь, — сказал Глеб. — А я посмотрю, как ты будешь драться за чемпионский пояс с дыркой в легких. Твое счастье, если убьют наповал. А если просто покалечат? Как жить дальше станешь? Что скажешь Ник-Нику? Он ведь в тебя всего себя вложил, без остатка, а ты со своим гонором норовишь все его труды псу под хвост отправить!

— Умеешь уговаривать, уважаемый, — проворчал вторично за этот вечер уложенный на лопатки чемпион. — С женщинами у тебя наверняка никаких проблем… Давай покажи, как это надевают!

Заключая его волосатый торс в гибкую кевларовую броню, Глеб повернул голову и снова увидел Ник-Ника. Поймав на себе его взгляд, тренер поднял над головой сцепленные в замок ладони, приветствуя победителя. Он выглядел очень довольным, и Сиверов с удовлетворением констатировал, что начало положено, и притом недурное.

Глава 8

Сильный северо-западный ветер гнал по синему небу рваные клочья облаков, с шорохом катил по цементным плитам дорожек сухие листья, громко шелестел в поредевших кронах деревьев, пригоршнями срывая с них золотые и медно-красные визитки вступающей в законные права осени. Деревья кланялись ветру, ходили из стороны в сторону, как дворницкие метлы, которыми неутомимый и многорукий ветер пытался начистить небо до немыслимого блеска перед прибытием высокого начальства. Лишь темные купы можжевельника хранили приличествующую этому месту солидную мрачность, едва шевеля колючими ветвями под резкими порывами сулящего скорое наступление холодов норд-веста.