Смерть в подземке

Один из «синьоров» присел на корточки и, по плечо запустив в недра станка правую руку, принялся там шарить. Его свернутая набок круглая физиономия налилась кровью от прилагаемых усилий; став на одно колено, охранник попытался залезть глубже, но это не удалось: там, где с грехом пополам прошла рука, все остальное не проходило. Тогда охранник принялся расчищать себе дорогу. Первым делом он с треском оборвал и вытащил наружу спутанный пук разноцветных проводов; послышался громкий сухой хруст, и за проводами последовала варварски выломанная печатная плата какой-то микросхемы.

— Варвар, — сказал, наблюдая за процессом разрушения, Вышегородцев, — луддит! А вещь была хорошая, — добавил он, отхлебнув из бокала. — Эх, пропала коллекция!

Стрельцов промолчал: он не любил, когда кто-то долго мусолил одну и ту же, да вдобавок не свою, шутку. К тому же затянувшиеся изыскания в таинственных глубинах импортного токарно-фрезерного станка отнюдь не способствовали улучшению настроения. Откровенно говоря, они мало-помалу начинали его беспокоить. К описываемому моменту из упомянутых глубин наружу выступала только задняя часть туловища проводящего раскопки охранника; она была туго обтянута черными брюками и азартно шевелилась, наводя на мысль о терьере, раскапывающем барсучью нору. Поймав себя на неразумном, хотя и вполне естественном желании забраться в кузов и дать этому «терьеру» хорошего пинка в услужливо подставленную корму, Петр Кузьмич достал сигареты, но тут же спрятал пачку обратно в карман: он упорно пытался побороть пагубное пристрастие, медленно, но верно сокращая количество выкуриваемых за день сигарет. Нет ничего естественнее и привычнее, чем закурить, когда нервничаешь; как раз поэтому Стрельцов сдерживал себя именно в такие моменты — во время стресса, после еды, за выпивкой и по завершении секса.

Обтянутое лоснящейся тканью седалище охранника зашевелилось активнее, и он, пятясь, на четвереньках выбрался на волю. Физиономия у него была багровая, узел галстука ослаблен, ворот рубашки расстегнут, а подол выбился из брюк, свисая вниз неопрятным треугольным языком. В руках «гвардеец» держал вожделенный трофей — плоскую продолговатую сумку из плотного брезента, вроде тех, в каких сантехники носят свои инструменты. Сумка была обернута полиэтиленовой пленкой, поверх которой кто-то не поленился намотать неимоверное количество прозрачного широкого скотча.

— Есть, — констатировал он очевидный для всех присутствующих факт.

— На ж… шерсть, — стравил пар Петр Кузьмич. — Давай сюда. Зовите водилу, пусть увозит это барахло.

Он кивнул подбородком на развороченный станок, давая понять, какое именно барахло имеет в виду.

— Так куда ж его теперь? — изумился охранник, заталкивая за пояс подол рубахи.

— На свалку, — предложил Стрельцов, — в речку, в болото… В общем, куда хотите.

Забрав у охранника сумку, он рука об руку с Вышегородцевым двинулся к двери, что вела из гаража во внутренние помещения особняка.

— Как же мы его выгружать-то станем? — пробормотал у него за спиной охранник. — Он же тяжелый, сука!

— Тонна, не меньше, — авторитетно подтвердил второй.

Петр Кузьмич не обернулся: проблемы индейцев вождя не волнуют.

В просторной, дорого и со вкусом обставленной гостиной с видом на позлащенную осенью березовую рощу их дожидался покинутый стол с легким полуденным перекусоном: коньяк, фрукты, бутерброды с семгой и ломтиками лимона и обожаемый Вышегородцевым горький шоколад.

— Ну, давай, не томи! — падая в глубокое кресло с полосатой шелковой обивкой, взмолился хозяин.

Стрельцов тоже уселся, положив перед собой на стол обмотанную скотчем сумку, вынул из кармана пружинный нож и нажатием кнопки выбросил острое двенадцатисантиметровое лезвие.

— Ого, — сказал Андрей Викторович, — да ты, оказывается, опасный человек!

— Мы парни-ежики, в голенищах ножики, — отшутился Петр Кузьмич, надрезая острым как бритва лезвием упаковку. — Не вилкой же ее ковырять!

Он небрежно отложил в сторону снятый полиэтилен, расстегнул пряжку ременной застежки, откинул брезентовый клапан и, не глядя зачерпнув из туго набитой сумки, картинным жестом высыпал на стол перед Вышегородцевым полную пригоршню ограненных алмазов.

— А ты говоришь, станок, — сказал он, складывая и убирая в карман нож.

Глава 7

— В честь какого это радостного события мы так старательно чистим перышки? — с легкой подначкой поинтересовалась Ирина Быстрицкая, когда, вернувшись с работы, застала мужа стоящим перед большим зеркалом в спальне в трусах и белой рубашке и пытающимся завязать галстук. — Галстук… — Она посмотрела направо и, как и ожидала, увидела висящий на спинке стула темный выходной костюм. — Галстук, — повторила она, — костюм… Это что, сюрприз? Признавайся, в каком кармане билеты в театр?