Смерть в подземке

— То есть можно продолжать. Оч хор! Идем дальше. Именно там, в Люберцах, Лис познакомился и сблизился с неким Бесом, в миру, по паспорту, Игорем Павловичем Бессоновым. Через некоторое время они расстались — не по своей воле, а ввиду активизации борьбы властей с ОПГ и повсеместному восстановлению того, что упомянутые власти стыдливо именуют конституционным порядком, — но связи друг с другом не потеряли. Чем занимался все эти годы Лис, ты знаешь лучше меня. А Бес, вдоволь набегавшись от милиции и отмотав наконец какой-то смехотворный срок, остепенился, бросил быковать по рынкам и даже открыл собственную СТО. Полагаю, менты до сих пор разыскивают некоторых его клиентов, рискнувших заехать к нему на станцию на особенно дорогих и престижных машинах, но действовал он осторожно и ни разу не погорел. Лис тем временем перешел на нормальную тренерскую работу, и в результате у него под крылышком образовался потенциальный чемпион мира — парень, спору нет, талантливый и перспективный, но упрямец, каких поискать. Ему предлагают сдать финальный бой чемпионата мира за очень и очень приличные деньги, а он ни в какую! Вот Лис и решил, что после пары-тройки покушений — ну, разумеется, неудачных! — его чемпион станет намного сговорчивее. Потому что о какой спортивной форме можно говорить, когда перед самым финальным выступлением парень чувствует себя не претендентом на мировое первенство, а мишенью, без пяти минут покойником?

Он сделал паузу, с любопытством поглядывая на своего пассажира, но тот молчал, рефлекторно посасывая коротенький окурок с наросшим на кончике длинным кривым столбиком пепла. Машину легонько тряхнуло, пепел беззвучно упал и канул в темноту под передней панелью.

— Для усиления психологического эффекта, — не дождавшись реакции на свою обвинительную речь, продолжал Молчанов, — а также чтобы предупредить возможные обвинения в бездействии перед лицом смертельной угрозы, Лис нанял своему подопечному телохранителя — случайно встреченного в кафе отставного чекиста, явного алкаша. Та встреча, к слову, действительно была совершенно случайной, и ты об этом прекрасно знаешь. Мне сразу показалось странным, что такой серьезный человек, как ты, нанимает для такой ответственной работы явного люмпена, от которого с утра пораньше за версту шибает перегаром. А замысел был простой, и, чуточку тебе подыграв, я начал догадываться, в чем тут соль. Это был просто дополнительный штрих, еще один раздражающий фактор, новый способ давить парню на психику, выводить его из душевного равновесия. Стрельба в упор по бронежилету из мелкокалиберного пистолета — это было недурно придумано и довольно чисто проделано. Кому-то другому этого хватило бы за глаза, но наш Черный Барс продолжал упрямиться, и тогда кто-то предоставил в распоряжение Палыча и его отморозков с СТО автомат. Журналисты были извещены заранее и слетелись, как вороны на падаль. Падалью должен был стать я, иначе стрелок подождал бы, пока из подъезда выйдет Марат. Но он не стал ждать, и это его сгубило: никто ведь не знал, что торжественно выданный тобой травматический пугач я продолжаю носить только для вида! Я его ранил, и это никого не устраивало: попав в лапы следователей, бедняга обязательно заговорил бы, да и труп по-прежнему был необходим — уже неважно чей, лишь бы был хоть какой-то информационный повод для скандала. И тогда кто-то — я полагаю, все тот же Бес, Палыч, — прострелил бедняге голову и был таков. Ну, а остальное рассказывать ни к чему, ты сам все знаешь. Если не присутствовал на похоронах друга, могу свозить на могилку, мне совершенно случайно удалось ее найти. Там, кстати, лежит еще один твой знакомый, тот самый спонсор, что мной интересовался.

— А я тебя недооценил, — после продолжительного молчания негромко заметил Ник-Ник. — Причем недооценил сильно. Ладно, что сделано, то сделано. Оправдываться не стану…

— И не надо, — ввернул Молчанов. — Моральные аспекты этой истории интересуют меня в самую последнюю очередь — вернее сказать, вообще не интересуют. Люди гибнут за металл, как сказал классик. Этим все сказано, и вряд ли ты сумеешь добавить что-то новое, даже если будешь говорить до самого отлета в Нью-Йорк.

— Да, деньги-дребеденьги, будь они неладны… — вздохнул Ник-Ник. — Ну и чего ты хочешь?

— Ты сам только что сказал, — напомнил Молчанов. — Именно их я и хочу, и не думаю, что тебя это хоть капельку удивляет. Ты сам обещал мне долю, помнишь?

— А я от своих слов не отказываюсь. Сам куда-то запропастился, а теперь являешься с претензиями…

— Ситуация изменилась, — перебил его Молчанов, — так что причитающаяся мне доля отныне составляет… ну, скажем, половину того, что получишь ты.

— Половину?!