Смерть содержанки

— Один раз. Семнадцатого декабря. Домой. Опять назвался Робертом Сервисом Киплингом. Сказал, что посланное до него дошло, и все.

Вулф откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, сцепил пальцы на животе и выдвинул губы. Баллу стал что-то говорить, но я жестом остановил его, хотя мог бы этого не делать. Когда Вулф начинает втягивать губы и выпячивать их, то полностью отключается и ничего не слышит. Баллу опустил голову и — удивительное дело — закрыл глаза, так что первые три минуты я пребывал в полном одиночестве. Наконец Вулф вернулся к жизни и спросил меня, могу ли я разыскать Сола и Фреда. Я ответил, что да, но не знаю, как скоро. Вулф велел мне идти на кухню, дозвониться до них и немедленно вызвать сюда.

Для того чтобы разыскать по телефону пару людей и пригласить их прийти, особого умения шевелить мозгами не требуется, поэтому, названивая Солу и Фреду, а Сола мне пришлось искать по трем номерам, я одновременно размышлял. Не об Орри — мне не слишком верилось, что он шантажист. Я думал о том, почему фамилия Фейлс показалась Вулфу такой интересной. По тону Вулфа я точно знал, что он не прикидывается. Раз уж он заинтересовался этой фамилией, то мне тем более стоит поломать над ней голову, поскольку я располагал точно теми же фактами, что и он. Я бы отдал новую долларовую банкноту, чтобы узнать, сколько людей из всех, кто прочитал этот отчет, догадаются, где тут зарыта собака. Вернувшись в кабинет, я еще не догадывался, хотя раздумывал над этим добрых пять минут после того, как дозвонился до Сола.

Войдя в кабинет, я остановился. Красное кожаное кресло пустовало. Я спросил Вулфа:

— Вы спустили его с лестницы?

Вулф покачал головой:

— Он в гостиной. Отлеживается. Сол и Фред не должны его видеть. Ты договорился с ними?

— Уже едут. — Я прошел к своему столу. — Жаль, конечно, что Орри докатился до вымогательства, но, с другой стороны, свадебные кольца, мебель, свидетельство о браке — все нынче дорого.

— Вздор!

— Вам легко говорить — перед вами как-никак, лежат пятьдесят тысяч. А что вы нашли интересного в том, что он взял себе псевдоним Фейлс?

— Ты неправильно произносишь, — сказал Вулф. — Впрочем, как и мистер Баллу.

— Разве не Фейлс?

— Нет, конечно. Напиши эту фамилию латинскими буквами, но прочти не по-английски, а произнося каждую букву. Что получится?

— Ф-а-л-е-с. Фалес?

— Конечно.

— И что тут интересного?

— Мильтон — тоже любопытно, — произнес Вулф. — Фалес из Милета в шестом-седьмом веках до нашей эры возглавил семерку мудрецов-философов Древней Греции. Он обогнал Евклида на три столетия. Основал геометрию, первым предсказал солнечные затмения с точностью до одного дня. Он был первым воистину великим математиком. Фалес Милетский.

— Черт побери! — Я бухнулся на стул, размышляя над услышанным. — Вот это да! Нервы у него, должно быть, железные. Ведь Баллу окончил колледж. Он вполне мог увлекаться математикой и уж по меньшей мере слышать про Фалеса Милетского.

— Но знал ли он, что зять мисс Керр преподает математику?

— Вряд ли, — высказался я. — Да и кто бы мог подумать, что у подлого шантажиста столь своеобразное чувство юмора? Вы уже сказали Баллу о своем открытии?

— Нет. Он подождет. Я хотел бы выпить пива.

— А я не отказался бы от молока. — Я встал. — Что ж, теперь, похоже, нам уже есть за что зацепиться.

И отправился на кухню. Фриц был внизу, в своей комнате, но мне его помощь не понадобилась. Наливая молоко, доставая из холодильника пиво и относя поднос в кабинет, я продолжал ломать голову над свежей задачкой и заодно вспоминал, как вел и что говорил Барри Флеминг днем в понедельник. Отхлебнув молока, я вспомнил, что у нас гости, заглянул в гостиную и осведомился, не хочет ли он чего выпить. Баллу лежал на диване, прикрыв глаза рукой. От выпивки он отказался. Пока я выходил, Вулф прошел к книжным полкам, взял том Британской энциклопедии и теперь что-то читал. Когда я снова поднес к губам стакан, он произнес:

— Фалес усовершенствовал теорию неравностороннего треугольника и теорию линий на плоскости. Он впервые доказал, что стороны подобных треугольников пропорциональны — это теорема Фалеса. Он первый доказал, что диаметр делит круг на две части и что противоположные углы, образованные при пересечении двух прямых линий, равны между собой.

— Обалдеть можно, — воздал я должное заслугам Фалеса.

Фред прибыл ближе к одиннадцати. Я провел его на кухню, поскольку Вулф продолжал копаться в энциклопедии, хотя с Фалесом покончил давно. Когда пришел Сол, я послал его на кухню к Фреду и сказал Вулфу, что все в сборе и ждут указаний, но в ответ удостоился свирепого взгляда, так как прервал Вулфа на середине интересной статьи. Я знал, что она интересная, поскольку во всех двадцати четырех томах Британской энциклопедии не нашлось бы ни единой страницы, которую Вулф посчитал бы неинтересной. Как бы то ни было, я прогулялся на кухню и привел нашу парочку в кабинет. Сол, как обычно, занял красное кожаное кресло, а Фред уселся в одно из желтых.

Встреча оказалась рекордно короткой.