Утром Николай Семёнович спустился во двор, посмотрел на небо. На маленьком квадратном лоскутке, видневшемся со дна «двора-колодца», не было ни облачка, ни тучки. День обещал быть если не жарким (какое тепло в сентябре!), то хотя бы без надоедливой петербургской мороси.
Дворник снял фуражку и поздоровался.
— Здравия желаю, Николай Семёнович!
Власков ответил кивком.
До дома нотариуса доехал на пролётке. Чем ближе, тем больше было вокруг суеты, снующих людей.
Около сто пятьдесят четвёртого дома стояли красные экипажи.
У чиновника для поручений похолодело внутри от недоброго предчувствия.
Пожарные сматывали шланги. Вдоль тротуара, заложив руки за спину, прохаживался высокий господин, одетый в двубортный полукафтан болотного цвета с серебряным шитьём, в золочёной бронзовой каске, украшенной гербом…
— Простите, что здесь произошло?
Господин смерил взглядом сыскного агента и небрежно ответил, пожав плечами.
— Вы разве не видите, что здесь был пожар?
— Простите, — начал было Власков, но начальник пожарных (судя по всему, это был он) смерил Николая Семёновича взглядом с головы до пят и, прищурив глаза, спросил:
— Репортёр?
— Простите, — в третий раз сказал заветное слово вновь прибывший, — чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции Власков.
— Сыскная полиция? — с удивлением в голосе переспросил пожарный. — Так быстро мы вас не ждали.
— Труп? — высказал догадку Николай Семёнович.
— Совершенно верно, труп, как вы выразились.
— Не в конторе ли господина Воздвиженского произошло возгорание?
— Точно так.
— И труп…
— Простите, — теперь уже пожарный произнёс заветное слово и мрачно пошутил: — но сгоревший нам не представился.
— Господи, — прошептал Власков, — и теперь ещё этот!..
— Вы что-то сказали? — полюбопытствовал брандмейстер.
— Уже ничего, — удручённо ответил чиновник для поручений.
Когда Власков телефонировал Владимиру Гавриловичу, последний совсем не удивился, словно ждал известий в таком трагическом ключе. Он даже не стал сетовать, что вчерашним вечером не направил Власкова для повторного опроса и изъятия, если нотариус не воспротивится, всех документов, касающихся Власова.
Филиппов покрутил пальцем ус и коротко произнёс:
— Сейчас буду.
Ещё в сыскном Владимир Гаврилович приказал разыскать эксперта Брончинского. Если того не окажется на участке, то послать за ним. Телефонного аппарата Константин Всеволодович не имел. По дороге начальник сыскной полиции решил заехать к господину Стеценко в Столярный переулок. Крюк небольшой. Зато, если Пётр Назарович дома, то посмотрит свежим взглядом на место преступления. Если таковое в самом деле имело место, и виной всему не стала простая небрежность Воздвиженского. Хотя, по чести говоря, Филиппов не верил в совпадения и уже настраивал себя на рабочий лад — убийство.
Доктор Стеценко сразу же накинул на плечи пиджак, взял неизменный саквояж и сказал:
— Я готов.
И только в экипаже поинтересовался:
— Владимир Гаврилович, вы к Павлу Павловичу посыльного случаем не отправили?
— Нет, — коротко ответил Филиппов.
— Его же часть.
— Я понимаю, — Филиппов продолжал накручивать на палец ус, — но, видите ли, любезный Пётр Назарович, у меня есть смутное подозрение, что господин Воздвиженский лишён жизни насильственным путём и тем же способом, что и Власов, и Варламеев.
Стеценко покачал головой.
— Неужели и у нас объявился свой Потрошитель?
— Скорее уж охотник за приятелями.
— Надо же! Никогда не думал, что и у нас в России, тем более в столице, будут происходить такие ужасные вещи.
— То ли ещё будет, — скептически произнёс начальник сыскной полиции, — за окном быстро бегущий век. Вот только мечтали без лошадей по дорогам ездить — уже бегают экипажи. Хотели в небо, хоть на самодельных крыльях, подняться. Смотришь — аэропланы начали летать.
— Но тогда и люди должны измениться? Не кровью единой жив человек…
— Нет, Пётр Назарович, хоть меняется облик городов, появляются новые диковинные вещи, но природа человека, как была, так и остаётся. Как резали, травили, топили за деньги, наследство, долю в деле, так и продолжают. Только раньше незамысловато, без фантазии, а нынче с такой изобретательностью, что диву даёшься — откуда в людях столько затейливости.
— Это у вас оттого, Владимир Гаврилович, мрачное мироощущение, что часто сталкиваетесь с подлостью, ложью и предательством. А вы взгляните на мир другими глазами. Вот я верю, что изменится человек. Когда-нибудь освободится от дурного влияния и наклонностей. Хотя сам вижу часто и насильственную смерть, и… — Стеценко махнул рукой, — многое другое. Простите, что прерываю наш философский спор, но мы, кажется, приехали…
— И придётся нам с вами, любезный Пётр Назарович, спустится на грешную землю и заняться рутинной работой.
К экипажу подошёл с виноватым видом Власков.
— Не успел я… — начал было он, но, увидев, как лицо Филиппова омрачилось, умолк.
— Это точно наш Воздвиженский? — только и спросил начальник сыскной полиции.
— Трудно судить, тело сильно обгорело.
— Но почему вы решили, что его убили? Может быть, простая трагическая случайность? — пожевал губами Стеценко.