— На этот вопрос в одном манускрипте есть прямой ответ. В позднем средневековье некий ученый, немощный и лысый старик, применил к себе вторую секвенцию. Копия оказалось пожилым, но очень бодрым человеком с густой седой шевелюрой. Про длину волос ничего сказано не было, но указано, что сердце у него билось в правой части груди, что естественно: отражение оно и есть отражение. Дубль рассказал, что процесс своего появления он воспринял как мгновенное перемещение. Только что он собирался завершить зеркальную секвенцию, и вдруг, оказался в противоположной части комнаты, причем в абсолютно голом виде. Будучи копией человека с аналитическим складом ума, дубль очень скоро уяснил существующее положение вещей и с энтузиазмом принял участие в изучении самого себя. Быстро выяснилось, что у дубля, в отличие от оригинала, присутствует полный набор зубов, а многочисленные шрамы и следы ожогов на руках, которые ученый получил за долгие годы работы в алхимической лаборатории, напротив, исчезли. Ушла боль в пояснице, которая беспокоила старика в последние пятнадцать лет, а пальцы рук, скрюченные подагрой, распрямились и обрели былую гибкость. В целом дубль чувствовал себя здоровым и полным сил человеком. Вскоре пытливые ученые произвели эксперимент, призванный подтвердить отличное физическое состояние дубля. Для этого последний произвел совокупление с женщиной, служанкой алхимика, к её большому изумлению. Следует заметить, что такого рода занятием с почтенной женщиной алхимику случалось предаваться и ранее, но в последний раз это произошло лет за десять до описываемых событий. Интересная подробность: коитус был произведен очень уверенно, а через короткое время дубль объявил, что готов повторить эксперимент еще раз.
— Ну, сказать-то можно всё, что угодно, — со знанием дела возражаю я.
— Траутман, молчи и слушай, — похоже, Петров рассердился. — Заявление дубля не было пустым мужским бахвальством. Дело в том, что после того, как дубль исчез, все его воспоминая тут же перешли к оригиналу.
— Неплохое средство, чтобы скрасить старость, — задумчиво замечаю я. — Создаешь копию, она предается всяческим плотским утехам, а все воспоминания достаются тебе. И часто ли наш немощный и лысый развлекался таким образом?
— Не слишком. У него очень быстро закончился один из ингредиентов, необходимых для секвенции. Поэтому эту секвенцию он выполнил всего три раза. Замечу, что с женщинами в остальные два раза он дела не имел, поскольку его интересовало совсем другое. Алхимику хотелось понять, какие проявления старости определены естественным ходом вещей, а какие являются болезнями, которые можно вылечить или предотвратить.
— Очень благородно, — признаю я, — но лично мне бы, кажется, научная добросовестность не позволила пренебречь изучением влияния старости на возможность дружбы между мальчиками и девочками. Я прямо-таки вижу подробный план самых разнообразных исследований в этом направлении.
— Мы разговариваем о работе, не забыл? — не слишком вежливо прерывает меня Петров. Вот, возьми, — в руке у него появилась толстенная картонная папка-скоросшиватель, с обложкой, не слишком удачно имитирующей рисунок полированного мрамора. Откуда он ее достал? Наверное, она покоилась на дне мешка с провиантом. — В этой папке собраны все прямые или косвенные свидетельства о секвенциях отражения, которые мне удалось собрать. Изучи всё внимательно к завтрашнему утру, и мы продолжим разговор, — с этими словами Петров встает из-за стола и движется к выходу из квартиры.
— Думаешь, в лабораторию завтра идти не стоит? — с сомнением спрашиваю я.
— Нет. Жди меня здесь.
— Скажи, почему эти секвенции заинтересовали нас именно сейчас? — интересуюсь у удаляющейся спины.
Не оборачиваясь, Петров отвечает:
— Тому есть серьезные причины. Завтра всё узнаешь.