Смерть октановых богов

Он протянул и вложил в ослабевшие руки Спасского длинный ржавый нож, более пригодный для убоя скота. Мутным взглядом Константин взглянул на него, взял и, дрожа всем телом, опустил. Сейчас ему предстояло выбрать Бога, а значит… предать свою семью. Они никогда не поймут и не простят! Но… он вынужден! Он должен!

– Что ты решил, чужак? – громко спросил монах, и эхо издевательски повторило фразу несколько раз.

– Принести семью в жертву новому богу, – тихо пробормотал Константин. В то время, как на лицах собравшихся в храме монахов расползались широкие улыбки, Лиза вздрогнула и подняла глаза на мужа. Спасского пронзило презрение во взгляде жены. В этот момент он потерял ее любовь и веру, ее душу.

– Иуда, – прошептала женщина и отвернулась, еще крепче прижав детей к себе.

– Действуй! – торжественно крикнул монах.

– Что? – пролепетал мужчина. – Но… В Библии же… Бог остановил Авраама! Он не дал ему убить сына!

– Ты плохо слушал, брат? – ухмыльнулся монах. – Церковь меняется вместе с человечеством! Сейчас бог не будет тебя останавливать! И, выбрав его, ты стал принадлежать нам! И даже если ты их не убьешь, ты уже с нами, ведь выбор ты сделал. Ты решился на этот ответственный шаг, и в нем заключалось столько подлости, столько трусости и страха, что тебе теперь только с нами и быть.

Константин заплакал и осел на пол, понимая, что жену не спасти. Их страшный бог ее и детей не отпустит. Кто-то выхватил из рук нож, майора держали вчетвером, а с женой и дочерьми что-то делали. Их оттащили к столу, откуда доносились невыносимые, душераздирающие крики, а потом все стихло. Брыкающегося Спасского посадили, и все тот же монах поднес что-то ко рту мужчины. Теплое и терпкое.

– Давай, Костян! Плоть от плоти, – и с этими словами всунул в рот Константина маленький кусочек сырого мяса. – Жуй! Любой ритуал требует определенного порядка. Наш ритуал требует этого.

Кто-то сдавил горло, отчего у Спасского возникли рвотные спазмы, и он автоматически проглотил то, что ему всунули в рот. А в голове сквозь круговорот отчаянных мыслей проступала одна: «Порядок… такой порядок…»

– Кровь от крови, – повторил в это время монах и поднес ко рту Константина кружку. Теплая жидкость полилась в рот, часть – по подбородку, ниже, по груди. Кровь его родных. – Теперь ты с нами, с братьями! Мы – одно целое, связаны одной цепью! Цепью страшной правды! Каждый в этой жизни чего-то боится, и это связывает руки. Таков порядок, такова любая религия, такова любая вера! Порядок – основа всего сущего!..

«Что ж, – мелькнула злая мысль, – если ради мести надо было для порядка принести в жертву детей и жену, пусть будет так! Порядок – основа всего сущего! Зато есть и возможность, и время, чтобы отомстить за них! И есть море времени, чтобы подготовиться!»

Спасский лишь улыбнулся в ответ мучителям. И улыбка, омытая кровью, вышла такой довольной и сумасшедшей, что окружающие «братья» поверили мужчине.

Жену с детьми потащили куда-то, а майора отвели в монастырь, где он и провел полгода, ожидая, когда появится возможность совершить возмездие. И его преследовала всего лишь одна мысль: если бы он тогда не предал родных, то умер бы вместе с ними и у него не было бы сейчас возможности отомстить и очистить от скверны их имена.

Того монаха он подловил в бане и распорол ему живот от паха до шеи тем самым ржавым ножом. А потом, как и рассказывал Денису, расправился с Великими Братьями. А потом ушел из этого проклятого места.

Константин искал спасения для себя и для семьи, когда шел во Владимир, но нашел злого бога и людей с исковерканными его учением душами. Они уничтожили его семью и смяли майора, перемололи его в труху и слепили совершенно нового человека, который не терпел веры, зато любил порядок. И готов был забивать людей до смерти, пока те не примут правильный путь, логичный и прямой. Количество жертв не важно, ведь если одно звено выбивается из цепи, то его надо либо силой согнуть и впаять обратно, либо изъять, уничтожить и разложить на составляющие, чтобы в будущем не с чего было брать пример.

Чужой бог родил порядок другого рода, и этот порядок низверг неправильного всевышнего.

Яркая пелена страшных воспоминаний прервалась радостными криками возбужденной и пьяной толпы. Нефтяники праздновали Новый год. Очень удачное время, чтобы напасть!

Спасский вскочил с койки и бросился в зал, где отыскал Дениса и позвал за собой. Мужчина, недовольный, что его отрывают от празднования и возлияний, последовал за майором. Они и не заметили, как пристально наблюдает за ними отец Григорий.

– Денис, собирайся! – сказал Константин. – Время пришло!

– То есть? – не понял хорошо выпивший Гвоздь.

– Она где-то рядом! – таинственно прошептал Спасс.

– Кто – она? – вновь переспросил Денис.

– Да та баба! Очнись! Время пришло! Надо ее ловить!

– А, та… – протянул Гвоздь и расплылся в улыбке. – Хорошая баба, шустрая! Покруче многих наших будет…

– Да очнись же! – рявкнул Спасский. – Денис, ты что, не помнишь, о чем мы говорили?

– О бабе, об атамане, о смене власти, – начал загибать пальцы пьяный Гвоздь.