Смерть октановых богов

– Слуша-а-ай! – протянул монах. – Че ты орешь-то, словно тебя убивают? Нет же еще! Нет! Не убивают пока! А ведь ответ на твой вопрос прост. Любая религия подстраивается ко времени! Ты знаешь, сколько раз переписывали Библию? Во-о-от! И я не знаю! Но постоянно! И лишь для того, чтобы соответствовать духу времени. Первые варианты, думаю, были много жестче, последние – терпимей к разного рода меньшинствам. И только Третья мировая дала право служителям Бога изменять Библию так, чтобы не осталось на Земле больше ни одного нечестивца! Разве это неправильно? Разве неверно? Сколько тысяч лет церковь пыталась образумить людей? Две тысячи! ДВЕ ТЫСЯЧИ! Только вдумайся! За это время люди могли создать удивительный новый мир, а чем занимались? Войнами, войнами, войнами! Из века в век одними войнами! И скажи, разве они не читали Библию! Читали-читали. Библия – самая популярная книга в мире до Катастрофы. Даже тиражи подсчитать невозможно. Вот и скажи, разве мы не вправе теперь чуть-чуть поменять религию, чтобы убрать всю людскую гниль, пока она не распространилась и не захватила, как раньше, каждый свободолюбивый ум?

– Э-э-э… – протянул Константин. В его положении очень трудно было не согласиться с доводами монаха. Возразит, и все – конец не только ему, но и семье. Поэтому Спасский решил потянуть время. – Думаю, в этом есть некий справедливый посыл.

– Ну конечно есть! – заверил священник. – Конечно есть! Вот ты и твоя жена, зараженные вольными мыслями еще с довоенного времени, и если вас не остановить, то вы заразите своим вольнодумством много народа! Ведь так?

– Не-не, – замотал головой Константин. – Не заразим! Не заразим! Только отпустите, и мы пообещаем никогда…

– Неправда! – возразил монах мягко, словно поправляя что-то забывшего ребенка. – Любое обещание держать язык за зубами – чушь! И мы оба понимаем это! Куда бы человек ни пошел, он везде будет козырять своим мнением, считая его единственно верным! Поэтому!.. – мужчина сделал театральную паузу, и лишь через несколько секунд продолжил: – Поэтому либо вы излечиваетесь от своей ереси путем смерти, что, думаю, никого здесь не устраивает, либо ты проходишь испытание, как Авраам. Естественно, принимать решение будешь ты. Ведь ты у нас тут отец. А остальные… Что ж, они ведь полагаются на тебя? Они будут верить, что ты примешь верное решение! У вас есть сутки, чтобы пройти тест. Идет?

– А у меня есть выбор? – прохрипел Спасский. Монах отрицательно помотал головой.

В тот день Успенский собор поразил Константина ужасным контрастом внешнего богатства и чистоты с прокопченным, провонявшим жженым мясом и убийствами внутренним убранством, где со стен храма сквозь налет двадцатилетней копоти еле-еле различались древние святые иконы. К Совету Великих Братьев – шести вальяжно усевшихся в креслах в дальнем углу священников – Константина не допустили, а отвели в сооруженную в темном углу клетку. Жену и детей поместили в клетку в другом углу.

– Я хочу поговорить с вашими старшими… ну… с этими… – начал упрашивать майор монаха, как только мужчину заперли в клетку, потом для ясности показал на шестерых в креслах. Они не смотрели на происходящее, видимо, неинтересно было, кого в очередной раз приволокли попы рангом поменьше. Главари галдели, что-то обсуждая, и ели блюда с длинного стола перед собой. – С ними, в общем.

– С Великими Братьями Второго Пришествия? – удивился монах. Он стоял рядом с решеткой, когда Константина закрывали. – Не-не! С ними только братья могут разговаривать. То есть ты должен стать братом нам и им, пройти специальный обряд, прежде чем тебя к ним допустят.

– Э-э-э… – замялся Спасский. Время играло против него. В это время Лизу с дочками заперли в другой клетке. Девочки выли на грани истерики, а жена ломала руки и иногда дергала за прутья, словно это были соломинки и она могла их поломать. – А кто дал им такое право?

– Они – первые, – пожал плечами монах. – Они здесь все организовали. Слушайся, и будет тебе счастье…

После этих слов монах ушел, оставив незнакомого священника дежурить рядом с клеткой. Константин несколько раз со злости пнул толстые прутья решетки и, скрипя зубами от бессилья, уселся на постеленную на полу солому. Осталось придумать, как вызволить близких из западни, куда сам же завел жену и детей.

Через несколько минут бывший майор не вытерпел и вскочил на ноги, прошелся туда-обратно по клетке, пиная солому и сжимая от ярости кулаки. Он ничего не мог сделать! Ничего! И еще… это он виноват во всем! Ведь это он потащил семью из Нижнего за лучшей жизнью. Не сиделось ему, видите ли… Ну, вот и лучшая жизнь подъехала! Просто замечательная лучшая жизнь. В самом красивом храме этой области! На самом высоком холме! В самой вонючей и тесной клетке! И очень-очень-очень недолгая! Завтра она уже и закончится… Вот прямо с утра!