Смерть октановых богов

– За что? – прошептала Сова, и ее плечи вдруг вздрогнули. Раз, второй, потом затряслись сильнее, послышались тихие всхлипы, затем громкие рыдания. Макаренко плакала навзрыд и не могла остановиться. Ей очень сильно не хватало отца, и если раньше она не могла показать свою слабость кому бы то ни было, то сейчас, из-за выпитого шампанского, не смогла сдержаться.

– За то, что задержал, – четко сказал Руслан. – Я не знаю, что заставило меня пойти за тобой, наверное, твоя смелость и упорство, но я подвел тебя. Сразу.

– Ты болел, – пожала плечами Софья, всхлипывая. – Ты не мог перестать. Это же болезнь…

– Это не болезнь, – еще тише, почти неслышно, сказал мальчик.

– Что? – Сова развернулась к Озимову. Не почудились ли ей эти слова? Но он посмотрел девушке прямо в глаза и твердо повторил:

– Это не болезнь!

– Но… Ты лежал два месяца! Ты был все это время без сознания, тебя знобило, у тебя был жар, и пот лил нескончаемым потоком. Как это – не болезнь?

– Не болезнь, – покачал головой Руслан. Теперь он больше доверял Сове – после того, как она столько времени ухаживала за ним и не бросила. – Это нечто… Я не знаю, как объяснить… Видела бабочек?

Макаренко кивнула, попытавшись вспомнить хоть одну не ядовитую. Таких в вологодских лесах не водилось.

– Вот! А перед этим они – гусеницы ведь? Так?

Макаренко опять кивнула, предчувствуя недоброе.

– Ну вот! Прежде чем стать бабочкой, гусеница прячется в коконе и там… болеет. То есть… перерождается? Но с нашей точки зрения это можно назвать болезнью. Ведь организм гусеницы сильно меняется. Ведь можно это болезнью считать?

– Наверное, – кивнула Сова.

– Вот и со мной… я не знаю… что это! Как объяснить? Такое было в первый раз! И не знаю… как кому-нибудь рассказать?

– А ты скажи. – Девушка сосредоточилась и совершенно серьезно посмотрела на мальчика. Может, в любое другое время после таких новостей Макаренко схватилась бы за оружие, но два стаканчика шампанского чересчур расслабили ее. После стольких месяцев заботы она считала Руслана чуть ли не своим братом и поэтому не ожидала от него неадекватного поведения, не чувствовала опасности непосредственно от мальчика. – Скажи мне, и посмотрим, надо ли говорить еще кому? В крайнем случае я всего лишь застрелю тебя, но обещаю: мучить точно не буду. Я милосерднее чужих.

– Ну, спасибо, – улыбнулся мальчик, понимая, что Софья так шутит. – Буду знать, если что.

– Обращайся, – кивнула Сова и взмахнула рукой, приглашая Озимова рассказать о мучившей его проблеме. Руслан долго молчал, вглядываясь куда-то в темный потолок, лишь лучины маленькими огоньками отражались в его глазах. Потом и лицо пошло россыпью искорок – видимо, пацан так силился выдавить признание, что весь вспотел, и крупные капли влаги на коже теперь мерцали, словно звездочки. Макаренко вновь наполнила стаканчик, вслушиваясь в хриплое дыхание мальчика. Казалось, что он никогда не решится, но наконец Руслан глубоко и шумно вздохнул и тихо-тихо заговорил:

– Это началось еще там, в «Приюте», когда этот зверь, этот… рыжий клоун пытался залезть ко мне в голову. Вот сюда, – мальчик пальцем показал в район виска. – И у него получилось. Ты мне веришь?

Сова кивнула, она долго разговаривала с Михаилом после освобождения детей от Черномора и услышала много такого, от чего у любого неподготовленного человека волосы встали бы дыбом. Прохоров рассказал, что Черноморов запирал детей в жутком лабиринте, в который превратил одну из церквей Переславль-Залесского Горицкого монастыря. Там он каким-то образом воздействовал на мозг ребенка, отчего тот видел жутчайшие галлюцинации. Спроси любого из «Приюта забытых душ», и он расскажет о страшных видениях, которые мерещились ему, когда он оставался один на один с Черномором в Храме – ловушке детских душ. Дети становились заложниками разума ужасного человека – Черномора, который управлял ими, даже находясь за много километров от них самих. Макаренко лично глядела в глаза Вани – подростка, который не мог освободиться от пут разума Черномора. И не могла избавить его от подсознательного убеждения, что Черномор рядом и сделает ему больно, если Иван ослушается его приказов или приказов его друзей из Ордена нефтяников. Ваня так и умер с этим убеждением, а Черномор находился далеко-далеко и лично никак не мог навредить пареньку.

– Он тогда влез ко мне в голову, – продолжил мальчик. – Было больно и… страшно. Он показывал мне всякие ужасы, как… меня терзают волколаки, или… как из груди, вот отсюда, – Руслан опять показал пальцем, – вылезает какая-то страшная тварь. Представь, она, типа, ела меня изнутри! Был лабиринт, где я блуждал годами и гнил – тут, тут и тут. Я хотел найти людей, чтобы они помогли мне вылечить болячки и… и… прогнать этих жутких белых червей, но… я не мог никого найти, только страшных зверей, которые пытались меня схватить, и корявые колючие ветки кустарника, который мне и помогал спасаться от зверей. Там я впервые встретил себя. Понимаешь?

– Нет, – девушка неуверенно покачала головой.