Смерть октановых богов

Эх! Что за времена были два, почти три месяца назад! Софье ничего не стоило устроить диверсию, отлупить до бессознательного состояния пятерых подростков и угнать «Хаммер» из-под носа у отчаянных головорезов. А сейчас? Готова отложить месть навсегда ради одного пацана, которого, по сути, никто не просил пристраиваться к Макаренко хвостиком и следовать за ней в это опасное путешествие.

Сова грустно улыбнулась. С ней что-то случилось с тех пор, как она познакомилась с толпой детишек и нормальным мужчиной, почти ничем не отличающимся от отца. А еще она подсознательно восхищалась смелостью двенадцатилетнего пацана, который, презрев любые опасности, примкнул к ней. Тем более, что когда-то давно он многого натерпелся от страшных людей, о чем свидетельствовали старые раны.

Это несправедливо! Ведь несправедливо же!

Макаренко заботливо подоткнула края одеяла под матрац и, пока варился крысиный бульон, занялась другим делом. Поставила рядом с кроватью мальчика ведро, насовала в него ветоши и воткнула привезенную ель. Потом заглянула под кровать и выудила оттуда две коробки, в которых в свете лучин поблескивали елочные игрушки. Сова улыбнулась: война – войной, смерть – смертью, но хоть мир необратимо изменился после великой катастрофы, отец навсегда привил своей дочери любовь к семейному празднику. Пусть и не осталось у Софьи семьи – отца убили, зато есть чувство единения с людьми. Вот с этим мальчиком, с теми детьми, что остались в «Приюте», и Михаилом, который принял на себя бремя заботы о них. Это чувство было много сильнее желания спрятаться, остаться одной. И это чувство напоминало ей, как маленькая девочка в новогоднюю ночь засыпает в теплых объятиях отца, разглядывая блестящие и яркие шары, пирамидки и фигурки танцующих и веселящихся людей. Вот что Макаренко было необходимо больше, чем одиночество. Вот что она искала с того времени, как бандиты убили отца.

Сова аккуратно протерла каждую игрушку и стала вешать их на елку. Когда дело было сделано, она добавила вокруг дерева еще лучин, и игрушки заискрились дополнительными веселыми огоньками. Софья же достала из походного рюкзака два пластиковых стаканчика и темную бутылку с узким горлышком, обернутым блестящей фольгой. С видом знатока девушка повернула бутылку к свету и торжественно прочитала:

– «Советское шампанское»! Я тебя выпью, чем бы ты ни было!

– Мне нальешь? – попросил слабый, срывающийся на шепот голосок из-под вороха одеял. От радости Сова чуть не подпрыгнула. Она готова была вытащить мальчишку из кровати и обнимать, обнимать, обнимать… Вместо этого, чтобы не пугать, весело посмотрела на Руслана и улыбнулась:

– Конечно! – девушка откупорила бутылку, разлила пенящийся напиток по стаканчикам и подала один мальчику. Тот вынул из-под одеяла дрожащую от слабости руку и взял стакан. – Ну! С Новым годом! С новым счастьем! За то, что ты, наконец, начал поправляться! Ура!

– Ура! – слабо протянул Руслан и чуть пригубил шампанское. Потом спросил: – А что такое Новый год?

– Как? – удивилась Сова. – Ты не знаешь? Это подсчет годков миру, в котором живем! Провожаем ушедший год, встречаем новый и надеемся, что у нас будет еще много новых следующих годов…

– А! – вдруг вспомнил Руслан. – Батюшка в Юрьеве говорил, что сейчас идет две тысячи тридцать третий от Рождества Христова. А теперь, значит, должен начаться две тысячи тридцать четвертый, а потом тридцать пятый…

– Не! – возразила девушка. Она быстро выпила из своего стаканчика и налила еще шампанского. – Ничего ваш батюшка не понимает! Он совсем глупенький. Сейчас новый мир, так? Так! Поэтому и отсчет лет должен быть для этого мира, а не от какого-то гипотетического Рождества никому не известного человека. Поэтому сейчас был всего лишь двадцатый год после Войны и начинается двадцать первый. Так вот! Начинать, так с нуля.

– Здорово! – совсем не весело проговорил Руслан. – У нас ели росли напротив крепостных стен, но мы их не наряжали. А игрушек не было и подавно. Помню, Машка и Игорек – соседи – играли в деревянные игрушки, им дядя Василий выстругал из дров. А вот чтобы таких красивых… не было.

– А у нас с отцом… – Тут Макаренко ненадолго замолчала и залпом выпила содержимое стаканчика. Внутри стало жарко и захотелось плакать от воспоминаний о папе, но Сова сдержалась. Хоть ей и тяжело, но Руслану, учитывая его шрамы, может быть, в сто раз тяжелее. – У нас была традиция. Пока я была маленькая, отец приносил каждый год елку и добывал игрушки. И мы этот день проводили вместе. Всегда-всегда, пока… Вот только в этом… в этом…

– Со мной? – переспросил Руслан. Он слишком серьезно посмотрел на девушку, слишком понимающе для двенадцатилетнего пацана, отчего Софье еще больше захотелось плакать, и она отвернулась в сторону.

– Без него. Без отца, – быстро проговорила девушка. – Это первый Новый год без отца, а я… а я даже не могу пока…

– Отомстить? – как-то тихо и виновато переспросил Озимов. Он осторожно поставил все еще полный стаканчик на пол и уставился в потолок. – Ты извини меня!