Смерть обывателям, или Топорная работа

– Мечислав Николаевич, разрешите мне так вот, по-простому, вас величать?

В ответ Кунцевич только качнул головой. Заданный вопрос он слышал то ли в третий, то ли в четвёртый раз, поэтому не хотелось даже раскрывать рта. Хорошо, что становой пристав согласился сопровождать петербургского гостя. Иначе сплошная беда. В таких краях, не ровен час, можно заплутать.

– Мечислав Николаевич, гость вы мой дорогой, – Василий Афанасьевич льстиво улыбнулся, – что вам за нужда ехать в этот забытый Богом уголок? Вы представьте себе тринадцать дворов, шесть, – он показал на пальцах, – шесть колодцев. – Что-то хотел добавить, но запнулся. – Ах да, семьдесят девять обитателей, и нет ни одной мало-мальски привлекательной девицы. Вы представляете себе?

– Отчего же, представляю, но мне, – повернул голову к приставу Кунцевич, – эти вот обитатели и нужны.

– Ваше право, ваше право, но я бы рекомендовал вам…

– Василий Афанасьевич, я приехал к вам не прохлаждаться, а вести, между прочим, дознание, в котором могут быть замешаны крестьяне вышеупомянутой деревни.

Круглое лицо станового пристава скривилось, словно от выпитой чарки.

– И зачем мне такие мучения, Мечислав Николаевич? А вдруг окажется, что на самом деле бабарыкинцы замешаны в противоправных делах? Беды не избежать – ведь посудите сами, жили они под боком у меня, станового пристава Тяжелова, поставленного надзирать за соблюдением порядка и закона, а что вышло?

– Василий Афанасьевич, я же вам сказал, да вы и сами знаете – у разбойника на лбу не написано, что он преступник. А наоборот, ведёт он тихую незаметную жизнь, старается ничем не выделяться, чтобы не заподозрили, как вы говорите, в противоправных действиях. В обычае только буянов и пьяниц показывать свою сущность… да вы их, видимо, знаете в стане наперечёт и можете сказать, когда кто из них начнет буянить. Здесь же особый случай, и я поведаю моему начальству, какую неоценимую помощь вы оказали мне.

– А ежели бабарыкинцы тут ни при чём?

– Тем лучше – значит, мы с вами будем знать, что на крестьян одной деревни в стране больше честных людей, нежели преступников и разбойного люду.

– Мечислав Николаевич, вы уж скажите, какие подозрения падают на обитателей?

– Я ж говорил, что мне кое-что надо уточнить у них.

– Неужели ради уточнения нужно было ехать почти шестьсот вёрст?

– Иной раз надо.

– Темните вы, Мечислав Николаевич, – становой пристав отвернул голову в сторону. Зелень на полях давно пошла в рост, листья на деревьях давно не напоминали те ранневесенние почки, превратившись в изумрудные тонкие с прожилками драгоценности, висящие на тонких молодых ветвях и издающие ласкающий слух шум под порывами тёплого ветра. Солнце грело, а не пекло, и от этого хотелось подставить лицо нежным золотым лучам.

– Так с чем вы к нам, сирым и убогим, пожаловали, Михаил Александрович? – хитро прищурился становой пристав Хлюдзинский. – Столица далеко, а у нас здесь всё течёт, как в старые добрые времена. Мужики кольями помашут из-за заливных лугов, или муж жену вожжами проучит – вот и все наши преступления. – Александр Антонович разлил по рюмкам наливку.

– Хороша, – указал рукой столичный гость, – небось, жена делала?

– Жена, жена, – отвечал собеседник, – вы уж в сторонку не уходите. Говорите прямо, с чем пожаловали?

– Если так, то извольте, – Лунащук отодвинул рюмку.

– Вы не скромничайте, – пристав, в свою очередь, подвинул рюмку обратно.

– В ваших краях жил некий Моисей Андреев. Вот о нём я и хотел поговорить.

– Андреев, Андреев… С такой фамилией у нас людишек много. Вы сказали – Моисей?

– Моисей Андреич, если точнее.

– Моисей Андреевич Андреев, – полуутвердительно произнёс Хлюдзинский.

– Совершенно верно.

– Когда он уехал в столицу, не подскажете?

– Лет сорок назад.

– Сорок? – Александр Антонович откинулся на спинку стула так, что тот протяжно скрипнул. – Ну, тогда я его могу не знать. Я в должности всего двенадцатый годок.

– Можно найти людей или родственников, которые его знали?

– Видимо, – пристав одним глотком осушил рюмку.

– И ещё – в последние полгода не брал ли кто паспорта для поездки в столицу?

– Только зимой, пока работы мало, пока землю пахать не надо, да все возвернулись.

– Все ли?

– Да, все.

– Вы так уверенно говорите.

– Я свой стан как свои пять пальцев знаю, – и Хлюдзинский протянул гостю большую ладонь. – У меня дело поставлено так, что каждый староста, сотский или десятский докладывают обо всем.

– А если что скроют?

– Такого быть не может, они мой нрав знают, – теперь становой пристав протянул Лунащуку сжатый кулак. – Своеволия не допускаю и шататься народу без дела не позволяю.

– Хотелось бы поговорить с теми, кто знал в прежние годы Моисея Андреева. Найдём?

– Где он в моём стане проживал?

– В Бережани.

– Тогда совсем просто. – Улыбка довольства засветилась на лице пристава, и он громко крикнул: – Антошка, иди сюда. Быстро! – последнее слово гаркнул воинским голосом, словно голос должен был пробиться сквозь грохот канонады.

На пороге выросла фигурка щуплого парнишки лет десяти, с вихрастым темным чубом, бледным лицом и веснушками по щекам.

– Звали, папаня?