– А ты норовишь по ложке в час выдавать. Одно же дело дознаём.
– Одно-то одно, но с разных сторон.
– Ладно, не томи.
Вышли из дома и пошли по тротуару, Кунцевич рассказал всё, что поведал ему бывший околоточный надзиратель.
– Вот и всё, – подытожил Мечислав Николаевич.
– Не густо, – резюмировал Лунащук.
– Поблагодари за это, иначе ничего бы не узнали.
– Куда сейчас?
– По соседям, а ты?
– Вначале к зятю Андреева, там надо составить список пропавших драгоценностей. Может быть, что-то есть особенное.
– Как тебе зять убитых? – перевёл разговор на другую тему Кунцевич.
– Мутная личность, с первого взгляда он мне не понравился. Какой-то нелюдимый и сам в себе. Есть в нём что-то отталкивающее.
– Возможно, – согласился Мечислав Николаевич, – я с ним не разговаривал, так что судить не могу, а вид… Вот на тебя посмотришь, так сразу профессора видишь.
Лунащук фыркнул, сдерживая смех.
– Я к зятю, потом к соседям. – И направился в сторону трактира убиенного господина Андреева.
Хождение по соседям чиновникам для поручений ничего не дало. Никто ничего не видел, ночью спали, посторонние не появлялись. Даже в ответ на наводящие вопросы – мол, ведь рядом трактир и в нём не только местные столуются, но и чужаки, – только пожимали плечами: ничего не видели.
– Вот что, Катерина, – обратился к кухарке Лунащук, – сейчас будем нужным для дознания делом заниматься – составлением списка драгоценностей Авдотьи Ивановны и, если не ошибаюсь, Марии. – И приготовился записывать.
– Так не помню я ничего, – кухарка заалела лицом и отвела взгляд.
– Как так?
Женщина сжала губы.
– Катерина, как так? Ты ж начальнику сыскной полиции сказала иное, а теперь в кусты.
– Не помню ничего, а при мне Авдотья Ивановна ничего не носила. Я ж всё при кухне и ничего не вижу, да и какая мне радость, если брошь замечу или серьги. Не помню. – Взгляд её был устремлен в стену, словно там появилось что-то интересное. Даже Михаил Александрович туда посмотрел.
– Катерина, так мы быстрей, может быть, убийц отыщем.
– Не знаю я ничего. Ну, были у Авдотьи Ивановны кольца, серьги, брошки какие-то, но я не присматривалась к ним. Мне какое дело до хозяйского добра?
– Значит, ничего не припомнишь?
– Ничего.
На Офицерскую чиновники для поручений вернулись почти одновременно. Оба злые и недовольные: день прошёл впустую, почти ничего нового не удалось узнать. Складывалось впечатление, что горожане оглохли и ослепли.
Хорошо хоть радовала погода. По небу если и пробежит кучерявое облачко, то тут же скроется вдалеке, поджидая одиноких соседей по бесконечному голубому полю. Солнце светило ярко, но не обдавало жаром землю, да и лёгкий ветерок словно ласковыми пальцами перебирал одежду, волосы и зелёные, как изумрудная россыпь, листья.
– Прошу, – Кунцевич артистично поклонился и открыл дверь перед Михаилом Александровичем.
Лунащук хотел было сказать что-то едкое, но не стал, а только высокомерно качнул головой – мол, благодарствую.
Начальник сыскной полиции Филиппов положил в верхний ящик стола рассматриваемые ранее бумаги и теперь сидел, не решаясь подняться с места. Протёр глаза носовым платком. Хотел всё-таки пойти домой и попить чаю, когда раздался стук в дверь.
Вошли чиновники для поручений Кунцевич и Лунащук.
– Владимир Гаврилович, разрешите? – спросил один из них. Голос был немного хрипловат, и Филиппов так и не понял, чей он.
– Проходите, господа, проходите. Надеюсь, появились подвижки в делах?
– Кое-какие, – сказал Мечислав Николаевич.
– Давайте выкладывайте, господа. Кто первый? – начальник сыскной полиции посмотрел вначале на Кунцевича, потом на Лунащука.
– Пусть Мечислав Николаевич, – кивнул на коллегу Михаил Александрович.
– Начинай.
Кунцевич не стал кивать на Лунащука и принялся докладывать, какую беседу провёл с бывшим околоточным надзирателем. Потом перешёл к отчёту об опросах соседей. Под конец Мечислав Николаевич немного стушевался.
– В чём дело? – спросил Филиппов.
– Не знаю, как сказать…
– Да в чём дело, чёрт возьми?
– Пристав Васильев негласно предупредил полицейских Охтинского участка, чтобы нам в дознании не помогали, но в то же время его приказ не афишировали.
– Ох уж этот двуликий Янус, – улыбнулся Филиппов. – А мне телефонировал с утра о трёх приезжих, появившихся недели за три и уехавших за несколько дней до первых убийств.
– Верное сравнение, – сквозь зубы процедил Кунцевич.
Потом Михаил Александрович поведал о разговоре с кухаркой Катериной.
– Как? – изумился Владимир Гаврилович. – Так и сказала, что ничего не помнит?
– В том-то и дело, что заявила: за хозяйкой не следила, и до того, что она там надевала, ей не было никакого дела.
– Странно, даже очень странно, – провёл большим пальцем по усам Филиппов. – Надо мне наведаться к Андреевым. Ведь она мне уже начала перечислять, что имела хозяйка.
– Может быть, Катерина причастна к делу? Могла быть наводчицей, а сейчас не имеет желания говорить об украшениях. Либо кто-то подсказал, что по ним есть вероятность найти убийц, либо… – Лунащук запнулся.
– Договаривайте, Михаил Александрович, – на чиновника для поручений смотрел начальник.