Смерть на фуникулере

– В том университетском деле ключевую роль в расследовании играла психология. Это то, что всегда было моим слабым местом. Мне поручали лазать и летать, но, когда нужно было оценить человеческое поведение, я постоянно видел не то, что нужно, и слышал не то, что было по-настоящему важным. Здесь мы имеем семейную драму. Что может быть проще и одновременно сложнее? Вызвать на откровенный разговор я ещё смогу, возможно, смогу задать и нужные вопросы, но вопреки трезвому уму я нипочём не услышу фразу или слово, которое должен бы услышать. Вы меня понимаете?

– Понимаю. Чего же мы ждём, Поль? Давайте же скорее заарканим это чудо из чудес, и пускай оно нам поможет!

Они вышли к ресепшен. Месьё Фабьен попросил у менеджера журнал регистрации гостей.

– Как зовут вашего студента?

– Карлсен, – ответил Каннингем.

– Так, так… Ага. Номер триста семь. Немедленно поднимемся к нему.

В ожидании лифта месьё Фабьен, теребя бородку, засомневался:

– Но согласится ли он нам помочь?

– Не узнаем, если не спросим.

– В конце концов, хоть он и студент, он платит деньги, как и любой постоялец. А если я своими просьбами отпугну его и он пожалуется на меня и скажет, что мой сервис оставляет желать лучшего и что придётся…

Двери лифта открылись. Из кабинки вышел молодой человек в купальном халате. На носу сидели старушечьи очки, на лбу – очки для плавания, на ногах пляжные шлёпанцы. В руках он держал секундомер и купальную шапочку. Волосы цвета спельты[18] были аккуратно зачёсаны набок. Его немного вытянутое лицо обтягивала белая прозрачная кожа со сложной системой синевших вен.

Не признать в нём уроженца севера было верхом слепоты.

Адам Карлсен произнёс:

– Извините, где здесь бассейн?

«Мой дорогой Поль помутился разумом», – переживал месьё Фабьен.

«Возможно, разум мой, в самом деле, помутился», – думал Каннингем.

– Мистер Карлсен?

– Всё верно.

– Моё имя Пол Каннингем, а это месьё Фабьен, хозяин отеля «Мамонт».

– Адам Карлсен. Впрочем, похоже, вы уже знаете.

– Вы уж простите, что приходится отнимать у вас время, но нам требуется ваша помощь.

Карлсен сдвинул брови. Вид у него стал хмурым и выражал нетерпение.

– Да? – сказал он.

– Понимаете, мне известно, кто вы.

– И кто же я?

– Вы – тот самый молодой человек, о котором так много писали пару лет назад, – Каннингем тихо добавил: – Убийство в Роданфорде.

Глаза медного цвета за толстыми линзами вдруг потемнели.

Адам Карлсен с негодованием (и достохвальной скромностью) произнёс:

– Я сожалею, что мой сосед по комнате с его шалыми мозгами всё выболтал прессе. Он не должен был так поступать.

Мистер Каннингем улыбнулся:

– Вам не хотелось славы и всенародной любви?

– Интересно, для чего мне могло это понадобиться?

– Ну, скажем, чтобы потешить самолюбие.

– Самолюбие? Эта черта хорошо описывает моего соседа-болвана, но не меня.

Пол Каннингем улыбнулся ещё шире. Кажется, он был доволен тем, что слышал.

– Мистер Карлсен, я являюсь офицером секретной службы. И сейчас я прошу вас сделать невозможное…

– Но я как раз и собираюсь этим заняться, – сказал Карлсен, в его голосе прозвучал энтузиазм. – Я планирую провести под водой семь минут. Пока что мой рекорд – шесть с половиной.

– Вы занимаетесь апноэ?[19] Похвально. Раньше я был хорошо натренирован в этих делах, – Каннингем мечтательно поглядел в окно фойе. – Боже, мы сидели в засаде под водой без снаряжения. Только мы и наши лёгкие. Пульс не поднимался выше пятидесяти ударов в минуту. Вы практикуете проглатывание воздуха с помощью мышц горла и языка?

– Я только учусь. Но я самоучка. Боюсь, у меня никогда не было тренера…

Взгляд Адама на Каннингема понемногу смягчился.

Он поправил очки и сказал:

– Я преклоняюсь перед королевской службой – лучшей в мире. Поэтому представить не могу, о чём невозможном вы собирались меня попросить.

– Увы, есть вещи, которые порой и для нас невозможны. Но вам наше дело может показаться даже заурядным.

Карлсен вскинул брови, пробормотав:

– Что за абсурд?

– Позвольте объяснить. Позавчера скончалась одна женщина…

– Миссис Робинсон, кажется?

– Значит, вы слышали?

– Была найдена мёртвой в подъёмнике.

– Верно. Я нашёл тело.

– И вы хотите…

Месьё Фабьен разразился трагическим призывом:

– Найдите того, кто это сделал! Ткните пальцем в человека, что насыпал яд этой бедняжке! Люди говорят: месьё Карлсен – прекрасный психолог! Молва не дремлет! Вы не можете мне отказать! Разве у вас каменное сердце? Местная полиция закроет мой отель на месяцы, на века, пока распутает семейный клубок несчастий… Oh mon Dieu! Maman!

На этот раз было не эмоциональное обращение к высшим силам. В парадную дверь вкатили инвалидное кресло с шубой и дюжиной пуховых платков сверху. Откуда-то из их недр лилась французская речь, содержавшая в основном нелитературные слова и целые обороты. Наконец из груды одежд высунулась голова старушки. Сходство с упитанной черепахой, будь таковые в природе, было во всех смыслах потрясающим. Голова эта явно относилась к викторианской или (что скорее всего) мезозойской эре. Шуба, как вулкан, затряслась, и показались верхние, а затем нижние конечности.