Смерть на фуникулере

Офицер секретной службы Пол Каннингем глядел в окно уже минут десять. Глядеть было особо не на что – кружило бесконечное облако снега, из-за которого закрыли лыжную трассу.

Месьё Фабьен, невысокого роста человечек и ко всему владелец отеля «Мамонт», нервно пощипывал свою козью бородку.

– М-да, – тяжело выдохнул Каннингем. – Ситуация крайне неприятная.

– Кошмар! Злой рок над моим отелем! Это самый натуральный кошмар!

Каннингем присел в кресло. Слово «кошмар» за последние два дня звучало чаще любого другого.

Месьё Фабьен эмоционально жестикулировал и в очередной раз повторял:

– Сам бог послал вас, дорогой Поль! Вы должны мне помочь. Репутация отеля под ударом…

– Ну, не бог послал, а вы сами пригласили меня, – сказал Каннингем.

– Да, но я приглашал вас отдохнуть, быть моим почётным гостем! Я не просил вас обнаруживать мёртвые тела в подъёмниках!

Перед Каннингемом вновь и вновь представала сцена двухдневной давности. Он вышел покурить после прекрасного ленча (месьё Фабьен не соврал насчёт квалификации его повара) и, гуляя, добрёл до фуникулёра. Ему показалось, что в кабинке из-за сидений выглядывали ноги. Он вошёл в кабинку и обнаружил бездыханную женщину, лежавшую на полу…

Пол Каннингем вытер сухие уголки рта. Это был высокий худой мужчина лет шестидесяти (а возможно, и семидесяти) с добрым лицом и грустными, как у собаки, глазами. У него были длинные кисти рук с набором костлявых пальцев, напоминавших пальцы смерти, и большой и острый, как скала, нос.

– Что поделать, – объяснял старому другу мистер Каннингем, – тела я нахожу по роду своей деятельности, и неважно, на отдыхе я или на службе. Но я так долго нахожусь на этой службе, что порой кажется, что это не я нахожу тела, а они меня.

Лицо месьё Фабьена сморщилось от отвращения к предмету разговора.

Он сказал:

– Вам, британцам, нравится, когда тела мёртвые. Мы, французы, любим тела живые, здоровые, с хорошими формами!

Пол Каннингем улыбнулся.

– Как раз таким было тело миссис Робинсон – живым, здоровым, с хорошими формами. До того, как оно стало мёртвым.

– Вот! Стало мёртвым! То есть перешло в вашу категорию, мой друг. Сжальтесь надо мной, над моими служащими, над моим непревзойдённым шеф-поваром, над моей pauvre maman![13] Мы так долго готовили отель к сезону, столько сил вложили, столько денег, много-много денег…

– Успокойтесь, старина, – мягко сказал Каннингем. – В конце концов, мы не знаем наверняка, от чего именно скончалась эта женщина.

– Oh, mon Dieu…[14]

– Вполне вероятно, что у неё действительно было слабое здоровье, как заверил нас её муж.

– Муж, муж… Ах… А как же следы того порошка на бутылке? Вы говорили его название…

– Веронал, судя по специфическому горьковатому привкусу.

– Да, веронал. Разве это не указывает на то, что кто-то отравил бедную мадам?

– Пожалуй, что да.

– Ах, mon ami[15], я даже не знаю, что хуже – слабое сердце или убийство! И то, и другое – плохая реклама для меня! Люди приезжают сюда, чтобы отдохнуть и покататься, а если они прослышат, что тут люди мрут, не доехав до отеля, то пойдут слухи, что здесь какие-то особые перепады давления и можно умереть прямо в фуникулёре! А я знаю, что такие слухи не заставят себя ждать. Однажды я сам пошёл на такую низость, в расчёте подпортить репутацию конкурентам!..

– Успокойтесь, старина! Присядьте.

Месьё Фабьен скрестил на груди непослушные руки и сел на диван.

– Говорила мне maman заниматься виноградниками в Провансе…

– Напомните, почему вы затеяли этот бизнес в Югославии?

– Деньги, дорогой друг! Здесь катастрофически дешевле делать деньги!

– Да, верно, вы ведь говорили…

– Но теперь всё пропало! – Лицо месьё Фабьена спряталось в ладонях.

Мистер Каннингем сказал рассудительно:

– Нам следует дождаться результатов вскрытия. Как только станет известно, что произошло с миссис Робинсон, будет ясно, в каком направлении нам следует двигаться. В любом случае, местная полиция уже допросила семью Робинсон и других гостей отеля. Все приличия соблюдены. Не волнуйтесь, мой друг! Всё будет в порядке.

– Ах, приличия! Что мне до приличий! Вы помните, что началось после того, как в Сараево убили эрцгерцога?!

– Боюсь, слишком хорошо помню.

– Вот о чём я беспокоюсь!

– Но ведь с той войны началась наша с вами дружба.

– Ах, дорогой Поль! Как бы мой скромный отель не стал той песчинкой, с которой начнётся буря!

Пол Каннингем знал своего друга слишком давно и обстоятельно. Месьё Фабьен был добрейшей души человек. С какой честью и отвагой этот невысокий француз носил форму и защищал свой народ! Месьё Фабьен не отступит ни за что.

– Ах, сам не знаю, чего хочу от вас! Наверное, я уже слетел со всех катушек и сошёл с ума, как и моя pauvre maman…

Каннингем хотел бы вновь повторить, что ничего нельзя поделать до того, как будут известны результаты вскрытия, но знал, что это было бы неправдой. Вернее, не совсем правдой.

Он произвёл задумчивый вздох, после которого сказал:

– Вы хотите ясности, мой друг.

– Верно!

– Хотите вновь ощутить твёрдую землю под ногами, и как можно скорее.

– Mais oui, mon Dieu![16]