– Ехал и ехал Дон Кихот в бурю. Небеса были темные, кругом вихрился песок. Вспышка молнии озарила замок. Остановившись перед зубчатой стеной, он вскричал: «Отважный Дон Кихот прибыл! Отворяйте ворота!» Трижды прокричал он «Дон Кихот прибыл!», прежде чем раздался скрип и ворота распахнулись. Верхом на своем скакуне Тени въехал Дон Кихот в замок. Но не успел оказаться внутри, как ворота захлопнулись за ним и загремел голос: «Добро пожаловать, отважный Дон Кихот, в Замок Пропащих. Я – Владыка Пустынных Земель, и отныне ты – мой раб!» Тут на Дон Кихота набросились прислужники с дубинками и палками. Хоть и защищался он мужественно, его стащили с коня, отняли все доспехи и бросили в темницу, где он оказался среди таких же несчастных странников, пойманных и порабощенных Владыкой Пустошей.
«Не ты ли знаменитый Дон Кихот?» – спросил его вожак рабов. «Я самый», – ответил Дон Кихот. «Тот самый Дон Кихот, о котором говорили, что
Тут Дон Кихот рассердился. «Я следую зову рыцарских странствий, – сказал он. – Я езжу по миру и исправляю кривды. Я не показываю фокусы. Вы хотите от меня чудес, а сами не предлагаете мне ни еды, ни питья. Стыдитесь!»
Рабы устыдились и поднесли еду и питье, и попросили Дон Кихота простить их невоспитанность. «Что велишь, то и сделаем, Дон Кихот, – сказали они. – Освободи нас из плена, и мы последуем за тобой на край света».
Давид умолкает. Дети беззвучно ждут, что он скажет дальше.
– А теперь я устал, – говорит он. – Тут остановлюсь.
– Можешь хотя бы сказать, что там дальше? – спрашивает высокий мальчик. – Он освобождает пленников? Сбегает из замка?
– Я устал. Сплошная тьма. – Прижав колени к груди, Давид соскальзывает ниже по кровати. Вид у него делается отрешенный.
Дмитрий выступает вперед, прикладывает палец к губам.
– Пора расходиться, мои юные друзья. У нашего владыки был долгий день, ему нужно отдохнуть. Но что у нас тут есть? – Он роется в карманах и извлекает горсть конфет, раздает налево и направо.
– Давид поправится? – Вопрошающий – малыш Артемио.
– Конечно, поправится! Ты думаешь, шайка карликов в белых халатах способна извести отважного Давида? Нет. Никакие врачи на белом свете не смогут его удержать. Он – лев, истинный лев, наш Давид. Приходите завтра – сами увидите. – С этими словами он гонит детей по коридору.
Он, Симон, идет следом.
– Дмитрий, можно тебя на пару слов? То, что ты сказал про врачей… считаешь, это ответственно – вот так судить о них в присутствии Давида? Если ты не на их стороне, на чьей же тогда?
– На стороне Давида, разумеется. На стороне правды. Знаю я этих врачей, Симон, и эту их так называемую медицину. Думаешь, не усвоить человеку то-се о врачах, когда человек прибирает за ними грязь? Скажу тебе, они понятия не имеют, что с твоим сыном не так, ни малейшего понятия. Выдумывают истории на ходу – выдумывают истории и надеются на лучшее. Но не бери в голову. Давид исцелит себя сам. Не веришь мне? Идем. Идем, услышишь из его собственных уст.
Давид безучастно наблюдает их возвращение.
– Скажи Симону то, что ты сказал мне, юный Давид. Есть ли у тебя хоть какая-то вера в этих врачей? Ты веришь, что есть у них сила тебя спасти?
– Да, – шепчет мальчик.
– Ты очень щедр, – произносит Дмитрий. – Но мне ты говорил другое. Но ты всегда щедрая душа, щедрая, добрая и чуткая. Симон беспокоится о тебе. Думает, что ты катишься под горку. Я велел ему не тревожиться. Сказал, что ты исцелишь себя сам, вопреки врачам. Ты исцелишь себя, правда же? Как я исцелился, исторгнув из себя скверну.
– Хочу повидаться с Херемией, – говорит мальчик.
– С Херемией? – переспрашивает он, Си-мон.
– Это он про ягненка Херемию, – говорит Дмитрий. – Его держат в маленьком зверинце за Академией. Херемия вырос, мой мальчик, он уже не ягненок, он стал бараном. Ты, возможно, кусок ноги Херемии ел вчера на ужин.
– Он не вырос. Он все еще там. Симон, можешь привести Херемию?
– Приведу Херемию. Зайду в Академию, если Херемия по-прежнему там, приведу его тебе. Но если выяснится, что Херемии там нет, может, какое-то другое животное привести?
– Херемия там. Я знаю.