Смерть Иисуса

– Я падал. Не только когда играл футбол. Я падал много раз, просто не говорил никому.

– Ты и родителям не говорил?

Самое время Давиду повторить, что Инес и он, Симон, ему ненастоящие родители, что он сирота, один на белом свете. Но нет – глядя в глаза доктору Рибейро, он произносит:

– Я не говорил родителям. Они бы разволновались.

– Ладно. Расскажи про эти падения. Это случается, только когда ты бегаешь или когда ходишь тоже?

– Это случается постоянно. Это случается, когда я лежу в постели.

– А перед тем как упасть, ты чувствуешь, что теряешь равновесие?

– Я чувствую, будто весь мир клонится вбок, и я валюсь с него, и из меня вылетает воздух.

– Это тебя пугает – когда мир клонится вбок?

– Нет. Я ничего не боюсь.

– Ничего не боишься? А диких зверей? А разбойников с пистолетами?

– Нет.

– Тогда ты отважный мальчик. Когда падаешь, сознание теряешь? Ты знаешь, как это – терять сознание?

– Я не теряю сознание. Я вижу все, что происходит.

– А как ты ощущаешь, что вот-вот упадешь, когда начинаешь падать?

– Мне приятно. Как опьянеть. Я слышу звуки.

– Какие звуки ты слышишь?

– Пение. И колокольчики будто звенят на ветру.

– Расскажи доктору о своих коленях, – говорит Инес, – о боли в коленках.

Доктор Рибейро упреждающе вскидывает руку.

– До коленок мы доберемся через минуту. Сперва я хочу побольше узнать о падениях. Когда ты упал в первый раз? Помнишь?

– Я лежал в постели. Все наклонилось вбок. Пришлось держаться покрепче, чтоб не упасть с кровати.

– Давно было?

– Довольно давно.

– Ладно. А теперь давай-ка на твои коленки посмотрим. Раздевайся и ложись на спину. Я тебе помогу. Родители, наверное, пусть выйдут.

Они с Инес сидят на банкетке в коридоре. Чуть погодя дверь открывается, доктор Рибейро зовет их внутрь.

– Ну и загадку загадал нам юный Давид, – говорит доктор Рибейро. – Вы, наверное, подозреваете, уж не то ли оно, что раньше называлось падучей. Я пока склонен отрицать такую возможность, но это нужно подтвердить дальнейшим наблюдением. Суставы у Давида малоподвижные и воспаленные – причем не только колени, но и бедра, и щиколотки. Немудрено, что они у него болят, и меня не удивляет, что он иногда падает. Похожее состояние бывает у пожилых пациентов. Не было ли у него перемен в рационе последнее время, что могло привести к подобной реакции?

Они с Инес переглядываются.

– Он последнее время ел не дома, – говорит Инес. – Он жил в приюте за рекой.

– В приюте за рекой. Может, вы свяжете меня с приютом, и я выясню, не было ли и других таких же случаев помимо Давида?

– Приют называется «Лас Манос», – говорит он, Симон. – За лазарет там отвечает некая сестра Луиса. Она сказала нам, что ей не хватит компетенции, чтобы лечить Давида, и велела нам забрать его домой. Она, видимо, сможет вам ответить.

Доктор Рибейро записывает что-то себе в блокнот.

– Я бы предложил Давиду провести день-другой под наблюдением в городской больнице, – говорит он. – Я дам направление. Привозите завтра утром. Начнем проверку его реакции на разные пищевые продукты. Согласен, Давид? Сделаем?

– Я буду калекой?

– Конечно, нет.

– А другие дети могут подцепить то, что у меня?

– Нет. То, что у тебя, – не инфекционное, не заразное. Не волнуйся, юноша. Мы тебя поправим. Скоро будешь опять играть в футбол.

– И танцевать, – вставляет Симон. – Давид – прекрасный танцор. Он учится танцу в Академии музыки.

– Тем более, – говорит доктор Рибейро. – Любишь танцевать?

Мальчик пренебрегает вопросом.

– Я падаю не из-за пищевых продуктов, – говорит он.

– Мы не всегда знаем, что там в пищевых продуктах, которые мы едим, – говорит доктор Рибейро. – Особенно в баночных и консервированных.

– Больше никто не падает. Падаю один я.

Доктор Рибейро смотрит на часы.

– До завтра, Давид. Тогда и продолжим расследование.

Наутро они привозят Давида в городскую больницу, где их посвящают в облегченный режим детского отделения: посещения дозволены в любое время дня и ночи, за вычетом врачебного обхода.

Давиду выделяют кровать у окна, а потом забирают на первые анализы. Он возвращается через несколько часов, вид у него довольный.

– Доктор Рибейро собирается сделать мне укол, от которого станет лучше, – объявляет Давид. – Лекарство приедет из Новиллы поездом, в холодильнике.

– Радостно слышать, – говорит он, Симон. – Но я так понял, что доктор Рибейро будет проверять тебя на аллергии. Он передумал?

– У меня в ногах нейропатия. Укол убьет нейропатию.

Он произносит слово neuropatía уверенно, словно понимает, что оно значит. Но что же оно значит?

Он, Симон, выскальзывает и ловит единственного наличного врача – дежурного.

– Наш сын говорит, что ему диагностировали neuropatía. Не могли бы вы сказать мне, что это значит?

Дежурный врач уклончив.

– Neuropatía – общее неврологическое отклонение, – говорит он. – Лучше вам поговорить с доктором Рибейро. Он сможет объяснить.

Заходит медсестра.

– Врачебный обход! – объявляет она. – Посетителям пора прощаться!

Давид поспешно прощается с ними. Пусть обязательно принесут «Дон Кихота», говорит он. И обязательно пусть скажут Дмитрию, чтобы пришел в гости.