Смерть и дева. Эхо незнакомцев

— Может, он и вам объяснит, когда вам исполнится двадцать один год, — отозвался Том почти шутливым тоном, потому что, к своему удивлению, посочувствовал несносному юнцу. Дерек вздохнул, провел ладонью по своим сияющим волосам, отвернулся от окна и совсем по-детски спросил:

— Ну что, в паб или не в паб? Наверное, все-таки нет?

— Верно.

— Что ж, ладно. Тогда вы придумайте, чем нам заняться.

— Мы могли бы все-таки почитать Геродота.

— В дождь?

Том рассмеялся. Строчка из давнего рассказа лорда Дансени всплыла в его памяти, и он процитировал ее вслух:

— «Иметь бы мне божка, чтоб было кому поклоняться в сырые дни».

Дерек рассмеялся пронзительным фальцетом, словно взвизгнул.

— И мне, и мне! — воскликнул он. — Знаете, что я вам скажу? Давайте его сотворим! Ну давайте же сотворим, ладно?

Тому, который отнюдь не был приверженцем десяти заповедей, это времяпрепровождение показалось ничем не хуже любого другого.

— Из чего же мы его сотворим? — спросил он.

— Сначала из глины, а потом, если он нам понравится, — из дерева. А если он получится очень удачный, отправим его на выставку скульптуры. В Швейцарии мужчины постоянно выстругивали что-нибудь из дерева, и у меня тоже неплохо получалось. У нас был инструктор, который таким способом зарабатывал на летних приезжих больше денег, чем получал в качестве жалованья. Вот только он обычно продавал вместе со своими изделиями и наши, а это, по-моему, не совсем честно, ведь он ни разу не купил нам из этих денег даже шоколадки.

Так что когда завтрак был кончен и сияющий сэр Адриан провел что-то вроде совета директоров с одиннадцатью игроками своей команды и Корнишем, судьей из Мида (который не открывал свое заведение до одиннадцати), Том и Дерек занялись чурбаками, отобранными в дровяном сарае, и комком глины для лепки, чтобы сотворить себе кумира.

Дождь продолжался всю среду. Приличия (точнее, этика английского крикета) побудили сэра Адриана накрыть брезентом участок у калитки начиная с полудня, но к тому времени непогода уже успела нанести ему ущерб. Однако в четверг на заре небо было ясным, так как в четыре утра дождь прекратился, а к семи ликующий сэр Адриан распорядился убрать брезент, чтобы питч успел просохнуть — так он объяснил, но на самом деле чтобы убедиться, что питч, к недовольству бэтсменов, остался непоправимо вязким и липким.

— Мы выиграем жеребьевку и будем подавать первыми, — заявил сэр Адриан.

— Но ведь мы можем и не выиграть, — возразил Том.

— Я возьму свой новый счастливый флорин, — пообещал сэр Адриан. — И поскольку Уитт, их капитан, наверняка воспользуется той же монетой, что и в прошлом году, подачу мы выиграем несомненно.

Помимо ощущения разбоя среди бела дня, Том ничего не извлек из этого пророчества и предпочел не развивать эту тему. Однако ему выпала честь увидеть, как была выиграна первая подача.

Капитан противника Уитт, крупный, белобрысый и краснолицый тип, которого Том незамедлительно и бесповоротно занес в категорию хамов в мысленном списке, извлек из кармана спортивной куртки серебряную монету и подбросил ее на пробу.

— Нет, — отказался сэр Адриан, — теперь моя очередь бросать жребий. В прошлом году вы бросали, а я выбирал.

— Да как хотите, — отозвался Уитт, протягивая монету. Сэр Адриан посмотрел на нее.

— Счастливая, да? — спросил он, любезно засмеялся и показал монету Тому, прежде чем Уитт смог помешать ему. — Неплохо бы и нам иметь такую — да, Донах? Ценная реликвия, верно?

Уитт забрал монету, нахмурился, бросил ее обратно в карман, схватил другую, протянутую ему сэром Адрианом, и подбросил ее в воздух так высоко, как только мог.

— Орел! — крикнул сэр Адриан. Орел и выпал. Сэр Адриан сцапал монету, бросил ее в свой карман и рявкнул: — Мяч наш, и вам не на что жаловаться. Я же дал вам сделать бросок.

— Значит, вы были правы, сэр, — сказал Том, нехотя восхищаясь неспортивной предусмотрительностью своего работодателя. — Видимо, ваша монета тоже с двумя орлами?

— Вы-то сами как думаете, мой мальчик? — добродушно откликнулся сэр Адриан. — А этот… нечего было надеяться, что эта дрянная уловка сойдет ему с рук второй год подряд!

С этого момента игра продолжалась в атмосфере враждебности и упрямства, совершенно чуждых Тому. Судья из Брука объявлял боулерам ноу-бол[81] всякий раз, как только представлялась возможность, но в целом действовал довольно справедливо, а судья из Мида, хозяин постоялого двора Корниш, верно истолковывал недвусмысленные сигналы сэра Адриана и принимал решения согласно правилу «нога перед калиткой»[82], так что Тому оставалось лишь дивиться. Свои аргументы и контраргументы выдвигали как судьи, споря друг с другом, так и игроки, споря с судьями.

Несмотря на все старания хозяина Корниша, к обеду счет составлял восемьдесят ранов и три калитки. Во время перерыва снова зарядил дождь.