Смерть эксперта-свидетеля

– Не знаю как. То есть я ведь не жила в приюте или где-нибудь вроде этого. Большую часть времени я жила у разных приемных родителей.

– Ну и как это было? Ты же мне на самом деле никогда об этом не рассказывала.

– Нормально. Да нет, это неправда. Это было так, вроде ты живешь во второсортном пансионе, где тебе не рады, и знаешь, что никогда не сможешь заплатить по счету. Пока я не встретилась с тобой и не переехала сюда, я всегда чувствовала себя именно так. Будто я не дома в этом мире. Я думаю, мои приемные родители были ко мне добры. Хотели быть добрыми. Но я не была миловидной и не выказывала благодарности. Вряд ли очень приятно воспитывать чужих детей, и, я думаю, люди ждут благодарности. Оглядываясь назад, я понимаю, что им от меня было мало радости, ведь я такая дурнушка, и к тому же с дурным характером. Я как-то услышала разговор соседки с моей приемной матерью. Она говорила, что я похожа на зародыш: лоб огромный, выпуклый, а черты лица мелкие. Я терпеть не могла других детей, потому что у них были матери, а у меня нет. Это чувство мне так и не удалось до конца изжить. Я сама себя презираю за это, но я недолюбливаю Бренду Придмор – это наша новая девушка в регистратуре – потому что она явно любимый ребенок в семье и у нее есть по-настоящему родной дом.

– Да ведь и у тебя теперь он есть. Но я понимаю, что ты хочешь сказать. К пяти годам либо узнаешь, что мир добр и что все и вся в нем тянутся к тебе с любовью, либо понимаешь, что тебя отвергли. Никто и никогда не может забыть этот первый урок.

– Но я же смогла – благодаря тебе. Стар, ты не думаешь, что нам следует поискать другой дом, может быть, поближе к Кембриджу? Там наверняка найдется работа для высококвалифицированного секретаря.

– Нам не будет нужен другой дом. Я сегодня звонила в издательство, и думаю, все будет в порядке.

– В издательство? «Герн и Коллингвуд»? Но как может быть все в порядке? Мне кажется, ты говорила…

– Все будет в порядке.

Неожиданно Стелла высвободилась из-под заботливых рук подруги и поднялась на ноги. Вышла в коридор и вернулась с полупальто на плече и сапожками в руках. Села в кресло у камина и принялась натягивать сапожки. Анджела Фоули смотрела на нее, ни слова не говоря. Стелла достала из кармана жакета вскрытый коричневый конверт и бросила подруге. Он упал на бархатное сиденье шезлонга.

– Ох, – произнесла она, – я ведь собиралась показать тебе вот это.

Озадаченная, Анджела вынула из конверта сложенный пополам листок и спросила:

– Где ты это нашла?

– Я взяла это с секретера Эдвина, когда копалась там, отыскивая завещание. В тот момент я подумала, что это может когда-нибудь понадобиться. А теперь решила, что нет.

– Но, Стар! Ты должна была оставить это на месте, чтобы полиция могла его обнаружить! Ведь это – улика. Им надо об этом знать! Может, этим-то Эдвин и занимался в тот вечер. Проверял. Это важно. Мы не можем оставить это у себя.

– Тогда тебе надо пойти в Коттедж за мельницей и сделать вид, что ты его нашла, не то будет не очень приятно объяснять, как это к нам попало.

– Но полицейские ни за что нам не поверят: они никак не могли бы это пропустить. Интересно, когда оно пришло в Лабораторию. Странно, что он забрал его домой и даже не убрал под замок.

– Зачем? У него в секретере только один ящик запирается. И я не думаю, чтобы кто-нибудь заходил к нему в комнату, даже его отец.

– Но, Стар, это могло бы объяснить, почему его убили. Это, может быть, и является мотивом убийства!

– Ну, я так не думаю. Это может быть просто неспровоцированное оскорбление, анонимное, ничего не доказывающее. Гибель Эдвина и проще и сложнее. Как всякое убийство. Но полиция может увидеть в этом мотив, и для нас с тобой это было бы очень удобно. Я начинаю жалеть, что не оставила его на месте.

Стелла уже натянула сапожки и собралась уходить.

– Ты знаешь, кто его убил, правда? – спросила Анджела Фоули.

– Тебя шокирует, что я не поспешила сломя голову довериться этому красавцу коммандеру?

Анджела прошептала:

– Что ты собираешься делать?

– Ничего. У меня нет доказательств. Пусть полицейские сами делают работу, за которую они деньги получают. Мое гражданское сознание, возможно, было бы гораздо сильнее, когда б у нас существовала смертная казнь. Я не боюсь призраков повешенных преступников. Пусть себе стоят по углам моей кровати и воют хоть всю ночь, если им того хочется. Но я не могла бы жить… не могла бы работать, что для меня то же самое, зная, что посадила другого человека в тюрьму и к тому же пожизненно.

– Ну, на самом деле не пожизненно. Лет на десять.

– Я не вынесла бы и десяти дней. А сейчас я выйду пройтись. Ненадолго.

– Но, Стар, уже почти семь! Мы же собирались обедать.

– Жаркое не испортится.

Анджела Фоули молча смотрела, как подруга направляется к выходу. Потом спросила:

– Стар, а откуда ты узнала, что Эдвин заучивал свои показания накануне процесса?