Смерть эксперта-свидетеля

– Вы же и сами не верите, что это я его убил. Вы, вполне возможно, подозреваете или уже знаете, кто это сделал. И вы меня не запугаете, потому что я знаю – никаких улик у вас нет. Я взял «кортину» потому, что у моего «рено» полетело сцепление, а не потому, что я не хотел быть узнанным. До восьми вечера я был с сержантом Бийлом. Мы с ним опрашивали одного человека в Маддингтоне, его зовут Барри Тэйлор, а потом мы поехали еще к одному-двум ребятам, которые были на танцах в прошлый вторник. С восьми я ездил на машине один, и куда именно – это мое личное дело.

– Нет, если речь идет об убийстве. Разве вы сами не это объясняете подозреваемым, когда они пытаются дать вам в качестве успокоительного эту старую байку про неприкосновенность их личной жизни? Вам-то надо бы действовать поумнее, Дойл.

– Я не был в Лаборатории в среду вечером. Следы покрышек остались с того времени, когда я поставил там машину в понедельник.

– Покрышка «данлоп» на левом заднем колесе совсем новая. Ее поставили днем в понедельник в гараже Горринджа, а ваша жена забрала «кортину» только в среду, в десять утра. Если вы не заезжали в Лабораторию, чтобы поговорить с Лорримером, то что вы тогда там делали? И если то, что вы делали, не было противозаконным, почему вы поставили машину у самого въезда, да еще под деревьями?

– Если бы я заехал туда, чтобы убить Лорримера, я поставил бы ее в одном из гаражей позади здания. Это было бы гораздо безопаснее, чем оставлять «кортину» на въездной аллее. И приехал я туда уже после девяти. Я знал, что Лорример задержится, чтобы поработать над делом о меловом карьере, но не думал, что так поздно. Лаборатория была вся темная – ни огонька. А дело в том, раз вам так надо знать, что я подобрал женщину на перекрестке, чуть проехав Мэйни. Домой я не очень-то торопился, и мне нужно было отыскать местечко, где бы остановиться – чтобы укрыто было и спокойно. Территория Хоггата показалась мне вполне подходящим местом. Мы пробыли там с девяти пятнадцати до девяти пятидесяти. Никто из Лаборатории за это время не выходил.

Довольно много времени потратил, подумал Мэссингем. А собирался скорее всего все делать по-быстрому – одноразовый перепих, и все.

– Вы хоть побеспокоились выяснить, кто она такая? – спросил Дэлглиш. – Назвали себя друг другу?

– Я сказал ей, что меня зовут Ронни Макдоуэлл. Имя не хуже других. Она сказала, что она – Дора Микин. Не думаю, что лгали мы оба.

– И это все? Ни где она работает, ни где живет?

– Она сказала, что работает на сахарозаводе, а живет в доме, что рядом с заброшенной паровой мельницей, в Охотничьем болоте. Если она мне не наплела, найти ее будет нетрудно.

Главный суперинтендант Мерсер мрачно произнес:

– Очень на это надеюсь, ради вас же самого. Но вы, конечно, понимаете, чем это вам грозит?

Дойл рассмеялся. Всем на удивление, смеялся он с облегчением.

– Еще бы, конечно, понимаю. Но пусть это вас не волнует: я подаю заявление об отставке – с сегодняшнего дня.

– А вы уверены, что в Лаборатории не было света? – спросил Дэлглиш. – Что все здание было темным?

– Я бы там не припарковался, если бы свет горел. Ни огонька видно не было. И хотя, должен признать, пару-тройку минут я был некоторым образом занят, я мог бы поклясться, что никто не прошел по аллее, пока мы там находились.

– И из парадного никто не выходил?

– Думаю, это могло случиться. Но ведь въездная аллея не длинная – я бы сказал, всего метров сорок. Думаю, я заметил бы, если только он не выскользнул из двери по-быстрому. Сомневаюсь, что кто-то рискнул бы выйти, во всяком случае, если бы он видел свет фар и знал, что там стоит машина.

Взглянув на Мерсера, Дэлглиш сказал:

– Нам нужно вернуться в Чевишем. В Охотничье болото заедем по дороге.

Глава 7

Перегнувшись через спинку викторианского шезлонга, Анджела Фоули массировала шею подруги. Жесткие волосы щекотали тыльную сторону ее ладоней, когда она сильно и нежно разминала напряженные мышцы, добираясь до каждого позвонка под горячей, туго натянутой кожей. Стелла сидела согнувшись, опустив голову на руки. Обе молчали. Снаружи несильный ветер, сметающий прочь мусор, пролетал над болотами, то затихая, то задувая вновь, шевелил опавшие листья во дворике и играл прозрачными белыми клубами дыма над каминной трубой. Но в гостиной все было тихо, если не считать потрескивания огня в камине, тиканья старинных напольных часов да мерного дыхания подруг. Коттедж был пропитан густым, смолистым ароматом горящих яблоневых поленьев и сочным запахом подогревающегося в кухне вчерашнего жаркого.

Несколько минут спустя Анджела Фоули спросила:

– Ну как? Полегче? Хочешь холодный компресс на лоб?

– Нет. Это замечательно. Почти прошло. Странно, ведь эти головные боли у меня бывают, только когда книга идет особенно удачно.

– Еще две минуты, а потом мне лучше заняться обедом.

Анджела размяла пальцы и снова склонилась над шезлонгом. Голос Стеллы, приглушенный складками свитера, вдруг произнес:

– Как это было, когда ребенком ты оказалась на попечении местных властей?