Смерть 2

Ужас – не хороший, не плохой, ни радостный, ни грустный. Он тот ингредиент радости и грусти, который учащает наш пульс и делает наши чувства эмоциональными. Хорошее настроение плюс 5-20 градусов ужаса – это радость. Плохое настроение плюс 10-30 градусов ужаса – это отчаянье. Испуг плюс 3-15 градусов ужаса – это очень страшно. На небольших градусах ужас не чувствуется самостоятельно. Он только дает настроение, эмоциональный привкус, которое сравнимо с процентом спирта в алкогольном напитке.

При бОльших градусах (30-50) ужас перестает быть просто эмоциональной добавкой. Он начинает чувствоваться отдельно. 40-градусная радость становится панической, 40-градусная паника – радостной, то самое "упоение в бою".

Когда же градусы ужаса зашкаливают за 50, то радость и страх становятся почти неразличимыми, потому что эмоция становится все чище и чище. От такой чистой эмоции седеет голова и парализует тело. Ужас же в 80-100 градусов – это и есть та самая смерть, которая…

– И как ты придумала всю эту историю? – спросил Эдик.

– Просто придумала, – ответила Марья. – Когда придумываешь, главное не задавать себе вопросов.

– Но когда задают вопросы, надо придумать ответ.

Марья засмеялась.

– Ты кто такой? – спросила она и демонстративно засунула себе в рот, аккуратно отпиленный ножом, большой кусок мяса. Они сидели в крутом ресторане, славящимся своей кухней.

– Мне просто нужно кое-что знать, – сказал Эдик.

– Это понятно, – ответила Марья. – Любопытство не порок, а бизнес. А кто ты? Бандит?

– Ну, если только очень отвлеченно. На самом деле я скромный исследователь.

– И откуда же у скромного исследователя столько нескромных денег? – спросила девушка.

– Наисследовал в свое время.

Девушка засмеялась. Ее очень рассмешил ответ.

– У тебя красивый транспорт, – сказала она.

– Не жалуюсь, – ответил Эдик

– Люблю людей, которые не жалуются на транспорт.

– Любишь? А я никогда не отказываюсь от любви, – отпарировал Эдик.

– И часто тебе предлагают любовь? – продолжала смеяться Марья.

– Каждый день с утра до вечера, без перерывов и выходных.

– А удовлетворяешь ты только избранных? – еще больше засмеялась Марья.

– Я всех удовлетворяю, – со скромной улыбкой ответил Эдик.

– Грандиозно. Надо снять про тебя сюжетец.

– Может быть, мы снимем, что-нибудь другое, – Эдик дернул ворот своей рубашки. Марья с нескромной улыбкой отвела взгляд.

– Значит не одна баба не может перед тобой устоять? – решила уточнить она после паузы.

– Во-первых, это я не могу не перед кем устоять, а во-вторых я говорил не только про баб. В меня влюбляется все что угодно – время, вещи, кофе, бабы, женщины, слова. Они затягивают меня к себе и зацеловывают до смерти.

– А ты – чудак – сказала Марья. – Про тебя не сюжетец – про тебя мультфильмы снимать.

– Может быть, поедем уже куда-нибудь?

– Можно ко мне, – сказала Марья.

– Отличный вариант. Надеюсь, ты одинока?

– Я не одинока, просто живу одна. Был попугайчик, да и тот помер.

– Тогда едем? – спросил Эдик.

– А, может быть, все-таки докушаем сначала. Вкусно как-никак.

Эдик проснулся среди ночи. Рядом мирно посапывала Марья. Эдик повернулся на другой бок и хотел заснуть, но не спалось. Эдик встал и на ощупь выбрался из спальни. Квартира Марьи была двухкомнатной. Эдик вышел в гостиную, включил свет, сходил в туалет. В спальню возвращаться не хотелось. Он остановился посреди гостиной. В комнате почти не было мебели – небольшой журнальный столик, пара кресел, 2 полочки с книгами и журналами, большой телевизор со всей атрибутикой. Эдик подошел к полке с книгами, пробежал взглядом по корешкам и не нашел там ничего особенного. В задумчивости он сел в кресло рядом с журнальным столиком. На столике был ворох из газет, журналов, листков бумаги. Эдик взвалил весь этот ворох себе на колени и стал перебирать. Вскоре он наткнулся на действительно интересное. Это была распечатка рассказа – несколько листов А4 формата, пробитые степлером. Рассказ назывался «Больница».

БОЛЬНИЦА (рассказ, найденный Эдуардом)

Больница – это диагноз.

Из показаний мальчика.

– Понимаете, сложно нарисовать портрет, когда не умеешь рисовать. Он сказал, что это нужно для лечения. А еще он сказал, что он доктор. Но я сомневался. Если это и доктор, то непонятно от чего он может вылечить.

– Что за портрет вас заставили рисовать?

– Портрет мужчины. Мне дали карандаш, большой листок бумаги и эту штуку, на которой бумага крепится.

– Мольберт?