Утро следующего дня началось для них с раннего подъема и энергичной зарядки. После завтрака последовали изматывающие душу допросы, чередовавшиеся с занятиями по радио и минно-взрывному делу. Свободное время оставалось только на сон. С утра и до позднего вечера они крутились как белки в колесе в бесконечной череде тренажей. От пальбы из пистолетов и автоматов, казалось, расколется голова. К вечеру указательный палец немел от ударов по ключу радиопередатчика, а от хитроумных схем минирования, которые чертили инструкторы на досках, начинало рябить в глазах.
Короткий перерыв наступал лишь после ужина. Виктор пытался воспользоваться им, чтоб хоть что-нибудь узнать о загадочном лагере особого назначения гитлеровской разведки. Но завеса тайны над всем, что здесь происходило, была такая, что, кроме фамилии начальника лагеря Зигеля, его заместителя Родентала и периодически наезжавшего из Берлина штурмбанфюрера СС Вальтера Курека, контролировавшего ход их подготовки, ему мало что удалось выяснить. Лишь по количеству стульев в столовой он догадался, что таких, как они с Николаем, здесь было семнадцать.
По обрывкам речи, доносившейся из-за неплотно прикрытых дверей классов, Виктор сделал вывод, что разведывательно-диверсионную подготовку проходили также англичане, поляки, французы и даже американцы. Это был «международный учебный лагерь» для элитных разведчиков Главного управления имперской безопасности.
Единственной нитью, связывавшей Виктора и Николая с внешним миром, был Курек. Он с постоянством маятника Фуко появлялся в замке ровно в девять, и начинались изматывающие Виктору душу беседы-допросы. Курек, подобно клещу, цеплялся за мельчайшие детали его прошлой жизни и службы. Из чего можно было сделать вывод, что он и стоящие за ним высшие руководители «Цеппелина» со всей серьезностью отнеслись к информации о Леонове и, судя по всему, планировали ни много ни мало, а его вербовку с целью получения стратегических разведданных. И для того у них имелись основания. После возвращения Леонова из командировки в США он был вскоре арестован. Ему предъявили дежурное обвинение в «американском шпионаже». И если бы не «смена караула» на Лубянке — «кровавого карлика» Ежова сменил более либеральный Берия, то Леонова ждала бы печальная участь — либо умереть от непосильного труда в лагерях Колымы, либо безымянная могила в Подмосковье. В 1939 г. с него сняли все обвинения. Похудевший и поседевший он возвратился на работу в Наркомат путей сообщения. В руководстве «Цеппелина» учли это и полагали, что страх Леонова снова оказаться в камере на Лубянке может стать хорошей основой для его вербовки.
Наряду с этим рассказы Виктора о времени, проведенном в кругу Леонова, где нередким гостем был сам нарком Лазарь Каганович, натолкнули Курека на, казалось бы, сумасшедшую мысль — поправить дела вермахта на Восточном фронте. Вскоре она оформилась в план теракта против Кагановича, а при удачном стечении обстоятельств — самого Сталина. Главными исполнителями его замысла должны были стать Виктор и Леонов.
Руководство «Цеппелина» поддержало это предложение Курека. Спецы из Главного управления имперской безопасности взялись за подготовку Виктора. Перед его глазами начало рябить от тайного арсенала убийств. По ночам ему снились то ручки, выстреливающие смертоносными ядами, то безобидные заколки, от легких уколов которых с ног валился здоровенный бык. В конце концов, Курек остановился на специально изготовленном бесшумном пистолете, распыляющем отравляющий газ. Это оружие Виктору предстояло применить, когда он вместе с Леоновым окажется на приеме у Кагановича. Собственную, его жизнь Курек гарантировал антидотом — противоядием.
Шел четырнадцатый день подготовки. Утро 18 июня не предвещало ничего необычного. Разве что на этот раз занятия начались без Курека. После завтрака Виктор и Николай вместе с Роденталом отправились в лабораторию и заняли места в специальных кабинах. Инструктор принялся раскладывать на стеллажах свои «гремучие штучки»: ручки, портсигары, зонты, которые, когда надо, в руках боевиков начинали стрелять или брызгать ядами. И тут в дверях появился Зигель.
Судя по выражению его лица, произошло что-то из ряда вон выходящее. Ничего не объясняя, он отвел Виктора и Николая на вещевой склад. Там у них запестрело в глазах от обилия военных мундиров: немецких, русских, английских. Это разнообразие говорило о том, что гитлеровская разведка пока еще работала с размахом. Кладовщик подобрал два мундира пехотных офицеров Красной армии.
Переодевшись, Виктор с Николаем поднялись в кабинет Зигеля и там столкнулись с Курмисом. На днях тот был переведен из Пскова в Берлин с повышением. Новое назначение и новое звание — штурмбанфюрер, кажется, сделали его на полголовы выше. Придирчиво осмотрев бывших своих подчиненных в новой форме, Курмис остался доволен и пригласил к себе в машину. По дороге на их вопросы о цели поездки отделывался общими фразами и ссылался на то, что подробные разъяснения они получат в Берлине непосредственно от Грефе.