Смех Циклопа

– Для комика это худший кошмар. Он был белый как мел, весь трясся. Публика, очевидно, сочла это забавным. Так в Средние века находили забавными публичные пытки.

Рассказчица вдруг умолкает.

– Что было дальше? – торопит ее Лукреция.

– Отец сделал вид, что остался равнодушен к тому, что угодил в ловушку, а потом взял и покончил с собой. Обошелся без BQT, хватило веревки и табуретки.

Беатрис опускает глаза.

– Так я узнала, что юмор – не панацея. Чтобы рассмешить ближнего, можно совершать настоящие подлости.

Мне ли этого не знать! Мари-Анж научила меня уму-разуму.

– Эта драма заставила меня вступить в борьбу против «плохого юмора». Я решила, что лучшее место для этого – здесь, у скрытых истоков. Отец рассказывал мне об этом за несколько месяцев до ухода. Я приехала сюда, прошла посвящение, участвовала в дуэли, победила. Начала подниматься вверх, стала преподавать. И вот однажды…

– Вы увидели, как высаживается Тристан Маньяр, – договаривает за нее Исидор.

– Он искал «место, где рождается юмор». Двигаясь к истоку одной шутки, от рассказчика к рассказчику, он добрался до нас. Я стала его учить, подготовила к дуэли. И надо же было такому случиться, чтобы его противником оказался его импресарио, последовавший за ним!

– Джимми Петросян?

– Собственной персоной. Тристан выиграл и стал стажером GLH.

– …и вашим близким другом, – догадывается Исидор.

Она быстро преодолевает удивление.

– Все так. Учеба нас сблизила. Под землей, вдали от всего, наша страсть вспыхнула с особенной силой.

– Красота! – восхищается Исидор.

Он забыл, что ради великой любви под маяком Тристан Маньяр бросил жену и детей. Не знаю, хватит ли им юмора, когда они узнают всю эту историю.

Взгляд Беатрис теряется вдали.

– Когда подал в отставку по старости следующий за Пьером Даком Великий магистр GLH, прошли выборы, на которых был единогласно выбран Тристан.

Она показывает на портрет Тристана Маньяра во всем сиреневом. Обоим журналистам трудно узнать в этом зрелом улыбающемся мужчине морщинистого бородача, агонизировавшего в темной комнате.

– Всегда в подземелье, под маяком… Вы не страдали от клаустрофобии?

На это Беатрис отвечает широкой улыбкой.

– Юмор – как большое окно у нас в голове. Благодаря юмору мы не испытываем недостатка тепла и света. Здешняя повседневная жизнь состояла из смеха и шуток. Это был рай. Мы поддерживали связь с некоторыми звездами, наведывавшимися к нам, но соблюдавшими секретность.

– Де Фюнес?

– Нет, Бурвиль. – Она показывает на портрет комика в фиолетовом одеянии.

– Колюш?

– Нет, Депрож. Нас не все принимали, некоторые нас принципиально презирали. Были и завистники. Помните телевизионщика, косвенно убившего моего отца. Постепенно набрали силу люди одного с ним пошиба, чей юмор противоречит нашим принципам уважения к личности.

– Вы о ком?

– Юмор – это энергия вроде атомной. Можно построить АЭС, которая будет делать жизнь людей удобнее, а можно сделать атомную бомбу, которая убьет миллионы.

– Как молоток, – подхватывает Лукреция, вспоминая объяснения своего коллеги. – Его можно использовать при строительстве дома, и им же можно разбивать головы.

– Инструмент не важен, важно сознание того, кто им пользуется. Все зависит от мотиваций пользователя новой технологии. У тиранов есть подручные-юмористы, помогающие делать население бессильным перед тоталитаризмом.

Мотивация – вот одна из отмычек!

– Эта колоссальная энергия может попасть в руки к опасным людям. Так возникло новое явление, мы назвали его «юмором тьмы». Побудить смеяться над бедой моего отца, над иностранцами, над женщинами, над умственно отсталыми, над бедняками… Унижать смехом других – тоже юмор.

– Ирония и цинизм – разные вещи, – формулирует Лукреция.

– Юмор – это аристократия духа. Но в грязных руках он становится разрушительным.

Журналисты начинают догадываться о цели этого разговора.

– Сейчас доброкачественных и злокозненных юмористов поровну. Но злокозненные порой используют доброкачественных как ширму для продвижения мерзких идей. Здесь, в GLH, мы внимательно следим за этой волной юмора тьмы, способной утопить юмор света.

– Злыдни всегда остроумнее добряков, – соглашается Исидор.

– Под видом провокации некоторые юмористы отстаивали ревизионистские и расистские теории, утверждая, что все это просто «смеха ради».

– А тех, кто обличал этот дрейф, обвиняли в отсутствии юмора, – дополняет Исидор.

– Повторяю, в первую очередь мы – гуманистическое движение. Необходимо было контратаковать.

Великая магистерша поглаживает стальной чемоданчик.

– Стефан Крауз, отличный продюсер, уже три года у нас. Он предложил решение: «Для борьбы с юмором тьмы нужен предводитель». Он пригласил на маяк девять молодых юмористов, которых счел на тот момент самыми многообещающими. А они взяли и перебили друг друга…

– В выигрыше остался Дариус Возняк? – догадывается Лукреция.