Смех Циклопа

Из нее уже норовит вырваться смех, но она стабилизирует ситуацию на опасном уровне 17 из 20.

Я стреляю из катапульты, он – из тяжелого точного арбалета, стрела которого может оставить от меня мокрое место.

Она представляет себе огромный пролом в стене своей цитадели, который будет нелегко заделать.

Он старается меня подкараулить. Если в следующем раунде он опять выставит себя смешным, я могу не сдержаться.

Она затаскивает на свою стену тяжелую метательную машину под названием «требушет», которая благодаря массивному противовесу способна выстреливать огромными снарядами.

Нет, лучше я его побью его собственным оружием.

Она отказывается от катапульты и прибегает к огромному арбалету – анекдоту про девицу-геронтофилку, стремящуюся затащить в постель мужчину старше ее на 40 лет. Опозорена сама девица.

Исидор удивлен, но не так сильно, как Лукреция, только на 16 из 20.

Не подражать. Предлагать новое. Этого нужно было ожидать: раз он применил против меня самоиронию, значит, был готов, что я поступлю так же.

Исидор отвечает безобидной шуткой про журналистов.

Эффект средненький, 13 из 20.

Он притупляет игру. Ему нужно время, чтобы подготовить сокрушительный удар.

Девушка ставит дополнительное заграждение, отбивающее самоиронию.

Она предлагает посмеяться над писателями (14 из 20), Исидор – над парикмахерами (16 из 20). Ее ответ – анекдот про сексуальную несостоятельность (15 из 20).

Зал затаил дыхание.

Соперники показывают чудеса изворотливости, нанося друг другу все более чувствительные удары, но бою не видно конца.

– Мирмиллон против гопломаха! – напоминает Стефан Крауз своему соседу. – Одинаковый уровень, разная стилистика.

Соперники устраивают себе короткую передышку: как оглушенные боксеры, они обмениваются легковесными шутками. Потом возобновляются точные удары. Но оба раз за разом умудряются не захохотать, и дуэль продолжается.

Десять минут, двадцать. Полчаса.

Пулеметная пальба мелким калибром сменяется залпами – длинными, глубокими анекдотами. Наука Стефана Крауза пошла на пользу обоим ученикам с высокой мотивацией. Всякий раз, видя творческое применение полученных от него знаний, магистр гордо сопит под маской и шепотом называет примененную технику:

– Браво, «двойной подтекст»! «Скрытый смысл». «Тройной ключ». «Вывернутая матрешка». «Сальто назад».

Через час показатели снижаются и колеблются в диапазоне между 8 и 13, редко поднимаясь до 14. Лукреция морщится под своей белой маской.

Это как когда ждешь оргазама: если не случилось с первого раза, появляется внутренний блок.

– РАССМЕШИ ИЛИ УМРИ! – кричит кто-то из зала.

Лукрецию прошибает пот, она дергает руками и ногами, туго стянутыми ремнями, чтобы восстановить кровообращение.

Мы слишком хорошо знаем друг друга. Мы вместе вели расследование, занимались любовью, ссорились, играли в «три камешка». Неудивительно, что у обоих теперь непроницаемые щиты.

Наконец Великая магистерша встает и ударяет в гонг.

– Стоп! Это никогда не кончится.

В зале удивленный ропот.

– Все потому, что у них любовь, – объясняет она. – Их останавливает взаимное притяжение. Они никогда не сделают друг другу больно.

Ропот нарастает.

– Знаю, такого еще не бывало. Что ж, рано или поздно это должно было произойти. Нам придется адаптироваться. Предлагаю пощадить обоих.

Из-под всех розовых масок раздается возмущенный свист.

– РАССМЕШИ ИЛИ УМРИ! – вопят маски.

Великая магистерша в фиолетовом плаще поднимается на ринг и отводит от голов Лукреции и Исидора пистолеты.

– Нет! – говорит она в микрофон. – Хватит смертей. Сегодня я постановляю, что любовь служит причиной для объявления ничьей. Освободить их!

Ассистенты артачатся, тогда она сама расстегивает ремни.

– Объявляю ничью. Победителями вышли оба! Сегодня вечером у нас в GLH прибавление: новый брат и новая сестра.

Но ропот не стихает. Некоторые возмущенно топают ногами. С задних рядов из-под масок несется:

– РАССМЕШИ ИЛИ УМРИ!

Великая магистерша ударяет в гонг так сильно, что в передних рядах затыкают уши.

– Довольно крови! Объявляю, что с сегодняшнего дня турниры ПЗПП проводятся без смертельного оружия.

Гул и ропот сменяются криком, от топота дрожатстены.

– Святотатство! – раздается из-под чьей-то маски.

Обвинение подхватывают другие, оно катится и вздымается, как волна.