Слышишь, Кричит сова !

С этим странноватым читателем Антон столкнулся вскоре в неожиданном месте. В базарные дни по утрам Антон обычно отправлялся на толкучку. Интересовали его, конечно, не ржавые гвозди, замки без ключей и ключи без замков, которые с непонятной настойчивостью из года в год раскладывают у забора старой церкви их замшелые владельцы. Возможно, при иных "экономических предпосылках", как выражался Остап, они знавали лучшие времена, и сейчас за этими кривыми гвоздями и стоптанными башмаками на левую ногу им мерещатся электрические витрины, вывески "Бакалея и колониальные товары" и звон золотых лобанчиков. В общем, барахольщики продолжают делать деньги. Пусть без толку, но "при деле". А в закутке между керосиновой лавкой и церковным забором всегда можно найти двух-трех старушонок, торгующих совсем иным товаром. Холодно ли, жарко, они, плотно закутавшись в бархатные салопчики, сидят на специально принесенных из дому скамеечках перед стопками старых книг.

Чего только здесь не встретишь - разрозненные комплекты "Нивы" и "Арифметика" Киселева для четвертого класса неполной средней школы, потрепанные томики "'Библиотеки для юношества" и альманах "Бессарабец". Случайно забредя сюда в первые дни после приезда, Антон нашел книгу Джека Лондона "Обреченные" двенадцатого года издания, и с тех пор регулярно заглядывал сюда.

Здесь Антон снова встретил его. Он листал какую-то толстую книгу. Увидев Антона, он вежливо кивнул и спросил: - Интересуетесь старыми изданиями?

В маленьком городке незнакомые люди быстро становятся знакомыми. Антон стал бывать у Дмитрия Степановича.

Он не решался расспрашивать старика о том, что он не хотел или не считал нужным рассказывать. Хотя так и подмывало спросить, когда в разговоре о какой-нибудь книжке тот вдруг говорил: "В Сорбонне у нас был профессор", и-дальше шла история о профессоре, который "тигра Франции" Клемансо обозвал "бумахшым тигром", и это было справедливо, а теперь некоторые (он осторожно говорил "некоторые") взяли это определение для обозначения совсем не бумажных вещей. Или, вспоминая, как ему удалось познакомиться со знаменитым парижским букинистом Бурдонне, он говорил: "Ну да, мы к нему ходили с Александром Ивановичем...", и выяснялось, что Александр Иванович - это Куприн. В общем Антон однажды не выдержал и спросил напрямик.

Дмитрий Степанович помолчал и как-то задумчиво проговорил: - Да как вам сказать... Все довольно просто...

Но все было совсем не просто. В последние два года перед революцией Дмитрий Степанович преподавал латынь в здешней городской гимназии, носившей пышное название "Мужская классическая имени императора Александра Третьего". В восемнадцатом году городок, как и весь край, был оккупирован. Гимназию переименовали в лицей имени Карла Второго, а Дмитрию Степановичу было предложено вместо "Цицерон" говорить "Чичерон". Спорить было трудно и бесполезно. И после крупного разговора с самим попечителем лицея господином Попеску Дмитрий Степанович собрал вещи, попрощался с квартирной хозяйкой и отправился на вокзал. А дальше - потекли годы, тасуя города. В лучшие времена - репетиторство, уроки русского и латыни. В худшие - носильщик, грузчик. Не очень сытно, не очень тепло. Но так жилось многим. Потом война. Жена - женился в Гренобле - погибла при облаве.

Сын - в сорок четвертом, "маки". Сам тоже немного воевал... После войны было трудно. В Париже иностранцев не прописывали, только студентов. Пришлось снова поступить в Сорбонну. Утром на лекции, вечером - с метлой уборщик на рю Блаз.

Три факультета кончил - из-за прописки. Как говорится, нет худа без добра... В пятьдесят пятом пришел утвердительный ответ на просьбу о репатриации. Пожил сначала на родине под Киевом. Потом решил сюда. Городок тихий, пенсия, книги.

Он покопался в ящике стола и вынул коробку В коробке лежали две тонких книжечки и два креста на ленточках.

- Один его, один - мой...- сказал Дмитрий Степанович.

Это были ордена "Крест франтирера". В одной книжечке стояло имя "Анри Колософф", в другой - "Дмитрн Колософф".

Вот такая история. Конечно, это только канва, за десять минут больше не расскажешь. Антон это понимал и не корил себя за свой вопрос...

А через несколько дней Любовь Ивановна, выглянув из двери своего кабинета, позвала: - Антон, тебя к телефону.

Он сразу узнал голос Дмитрия Степановича: - Я просил бы вас зайти вечером...

- Конечно, приду,- ответил Антон.- Что-нибудь случилось?

- Нет, просто мне нужно с вами поговорить...

Со стороны лимана стал подниматься неясный рокот - даже в центре города, если прислушаться, можно его услышать. Это лягушки в лиманских камышах начинают вечерний концерт. Тени стали длинными, жара спала, на танцплощадке Клуба моряков запустили модную пластинку "Кумбанчерро", где-то вдалеке загавкали собаки. Наступил вечер.