Слышащий

«Кажется, я знаю, что это за послание, – подумал молодой человек. – Шифр означает: „Твою мать не переубедить“. Сейчас она, как обычно, ляжет в постель, а завтра и послезавтра все повторится, и так будет снова, изо дня в день, пока однажды она не ляжет… в гроб. Как быть? Ума не приложу».

Кертис положил трубку, подошел к венецианскому окну и посмотрел на владения Люденмера.

«Живут же люди! Ну и красота! – восхитился он. – Да дом Гордонов и в подметки не годится этому великолепию!»

Дождь прекратился, но вода по-прежнему отовсюду струилась и капала. День шел на убыль, и под темнеющими свинцовыми тучами мир погружался в вечерний сумрак. Кертис подумал было вновь связаться с Ниллой, но тут же отказался от этой мысли.

«Пускай восстановится, – решил он, – да и мне не мешает отдохнуть».

Внезапно Кертис почувствовал, что в комнате есть кто-то еще. Он обернулся и увидел в дверях служанку. Видимо, это и была Мэйвис.

– Сэй, – прочистив горло, обратилась она к нему с той самой раболепной мягкостью в голосе, про которую мистер Крэйбл напоминал при каждом удобном случае, – не желаете ли вы отужинать?

– С удовольствием. Но я никакой не сэр, а просто Кертис.

Мэйвис смущенно кивнула. Она не понимала, как чернокожий юноша может гостить в доме Люденмеров, ночевать в роскошной спальне для белых и при этом быть просто Кертисом.

Мэйвис с интересом оглядела его с ног до головы. Заметив фуражку, лежавшую на столе, она спросила:

– Можно задать вам вопрос? Вы солдат?

– Нет, мэм. Я носильщик на железнодорожном вокзале.

– Не знала, что Люденмеры куда-то собираются, – сказала служанка. В мире Мэйвис путешествие на поезде было чем-то невероятным и даже немыслимым. Она нахмурилась и решилась на еще один вопрос: – Простите за любопытство, но вы, случайно, не знаете, куда запропастились дети?

«Спросить у Люденмера не осмелилась», – догадался Кертис и ответил:

– Они скоро будут дома.

Мэйвис, конечно же, тоже слышала, как отчаянно вопила хозяйка, и с тревогой сознавала, что привычный порядок вещей в доме вдруг нарушился. Поняв, что от гостя ничего больше добиться не удастся, она спросила:

– Мистер Кертис, а что бы вы желали на ужин?

Такого вопроса ему еще ни разу в жизни не задавали.

– На ваш вкус, – сказал Кертис.

Такого ответа Мэйвис тоже ни разу в жизни не получала. Окончательно растерявшись, бедняжка изумленно застыла, не зная, что и сказать: ее рот беззвучно открывался и закрывался.

«Наверное, никто и никогда еще не предлагал Мэйвис сделать что-нибудь на свое усмотрение», – подумал Кертис.

Так они и стояли в этой великолепной комнате, онемевшие от внезапно обрушившейся на них свободы.

Темная ночь опустилась на окрестности Кеннера, и хижину окутала непроглядная тьма. Время от времени по Сомил-роуд проезжали автомобили, но ни звука, ни проблеска фар в этой глуши не было слышно или видно. Вокруг хижины у озера Пончартрейн вовсю щелкали, стрекотали и жужжали цикады, сверчки и еще какие-то неведомые лесные насекомые. Дождь прекратился. Теплый влажный воздух, напоенный запахом заболоченных берегов, заволокло поднявшимся с озера туманом. Туман медленно плыл по лесу, оставляя на ветках сосен и дубов невесомые обрывки, похожие на куски истончившейся и пожелтевшей от древности ткани.

В комнате пленников не было видно ни зги. Нилла пыталась заснуть, но каждый раз вздрагивала и просыпалась. Два часа тому назад Маленький Джек совершенно упал духом и плакал до тех пор, пока сестренка не подсела к нему и не обняла. Хартли, решив хоть как-то отвлечь детей, затеял было игру в города, но Джек играть отказался, а уставшая Нилла попросту не смогла сосредоточиться.

Вдруг за дверью громыхнул стол.

– Всем сохранять спокойствие, – скомандовал Хартли из своего угла.

Дверь отворилась, комнатку залило светом. Узников, привыкших к темноте, свет керосиновой лампы слепил, точно солнце в зените.

– Три слепые мышки! – перескочив порог, заорал Донни. Он захлопнул дверь и поднял керосиновую лампу повыше, чтобы лучше разглядеть своих жертв, жавшихся по углам. – Мм, как тут вкусно пахнет! А вы времени даром не теряли! Ну-ка, сознавайтесь, кто надристал?

Нилла еле удержалась, чтобы не послать Донни куда подальше, но благоразумие взяло верх.

– Разве тебе не пора уже баиньки, малыш? – спросил Хартли.

– Не-а! Пока мои дружбаны смолят на веранде, я вот решил зайти проведать вас, ребятки. Ну-ка, зацени! – С этими словами Донни встал на колени и направил свет от лампы так, чтобы Хартли смог разглядеть его лицо. Во лбу у юноши сверкал стеклянный глаз, примотанный изолентой.

– Как тебе такое, а? Я теперь трехглазый сукин сын! – Шофер промолчал, но Донни не унимался. – Слышь, жополицый, я с кем говорю? Я спросил, как тебе мой третий глаз? Круто ведь, да?

– Просто отпад, – ответил Хартли.

– Это точно, – согласился Донни. Глянув на Ниллу, он ухмыльнулся: – Ты тоже так считаешь, малышка?

– Вышло просто супер, – отозвалась Нилла.

– Черт возьми, да я просто красавчик! Два глаза хорошо, а три лучше! Это чтобы лучше тебя видеть, доченька! Слушай, а как тебя папашка называет?

– Он зовет меня Нилла.