Авиалайнер следовал точно на глиссаде, когда в районе ближнеприводного радиомаяка Либоц он опустил нос и под углом 4,62° по отношению к глиссаде начал быстро снижаться. Ничего не понимая, пилоты увеличили режим двигателей и стали тянуть штурвалы «на себя», пытаясь таким образом поднять нос и вывести самолёт из снижения, но эти меры не оказали существенного влияния. Рейс SU-141 успел перелететь скоростное шоссе, после чего примерно в 60 метрах за ним и в 467 метрах от торца взлётной полосы № 25 с небольшим правым креном врезался носовой, а затем и правой стойкой основного шасси в замёрзшую землю. Касание было очень жёстким и от удара шасси разрушились, после чего на удалении 320 метров от торца ВПП лайнер врезался в землю уже носовой частью фюзеляжа и правой плоскостью крыла, которые также начали разрушаться. На удалении 257 метров от торца полосы правая плоскость оторвалась; одновременно с этим вытекший из разорванных топливных баков авиакеросин воспламенился, вызвав пожар, который начал сразу разгораться. Тем временем мчащийся по земле фюзеляж стал вращаться вправо, переворачиваясь «на спину», при этом оторвало правый двигатель, а затем и хвостовое оперение. Наконец в 50 метрах от торца ВПП № 25 и в 75 метрах правее продолжения её оси перевёрнутый рейс 141 с уцелевшей левой плоскостью крыла остановился, после чего быстро распространяющийся огонь полностью уничтожил авиалайнер.
— Ого, как всё четко просчитано, — покачал я головой.
— Информация скомпонована из многих источников, — сказал Зинчуков. — И ещё странно то, что Командир лётного отряда Картерьев и исполняющий обязанности командира авиационной эскадрильи Чанов заменили перед полётом штурмана и бортинженера, хотя для этого не было оснований. Они заменили без спроса и уведомлений, самовольно…
— А почему вы решили, что это как-то с нами связано? Опять кто-то важный летел? — спросил я.
— Один из важных. Говорят, что Муслим Магомаев отказался от полета в последнюю минуту, но я в это как-то не особо верю. А вот протоиерей Павел Соколовский был важной фигурой. И много неприятностей он доставил тем, кто был против веры.
— В Советском Союзе? Важный? — я искренне удивился.
— Да, важный. И важный как раз в Советском Союзе. Знаешь, что он говорил? Что церковь в Европе со времени Средних веков слишком тесно связала себя с высшим классом. Что освобождение от Константиновской эры в Европе важно не только для православных. И вот это как раз встало острой костью в горле тех, кто мнит себя элитой. Его слова были для них хуже вечной изжоги.
— Всё-таки мне как-то не верится в то, что целый самолет угробили ради него, — покачал я головой.
— Вот скоро приедем и тогда поговорим. У тебя увольнение до какого часа?
— До десяти.
— Что же, мы успеем. За нами никого нет, так что это уже хорошо. Значит, тебя не считают крупной фигурой, Борис… А это не может не радовать! — Зинчуков покрутил руль, заезжая во двор какого-то дома. — Всё, сейчас вылезешь и на кортах в дом. Тебя не должны видеть соседи. Давай!
Глава 30
Небольшой, аккуратно обставленный домик чем-то напомнил мне такие же дома в России. То есть вроде бы и германцы тут жили, но всё равно… Какой-то есть у этих домиков особое своеобразное родство. Может одинаково пахнут пирогами с картошкой, а может половицы скрипят также?
Или дело в цветастых занавесочках поверх тюлевой паутинки?
Похоже, что Зинчуков тут не первый день жил, поэтому слегка обустроился. Неужели и пирогов напёк?
Кашеварить я и сам умел, но вот пироги мне редко удавались, поэтому я с ними и не экспериментировал.