Случайностей не бывает

Но это был не удар Олгой-Хорхоя.

Это был удар взрывной волны.

– Это потому, что дрова, – прохрипел Фрол, скосив глаза на торчащий пола рядом с его носом зуб червя.

Зуб слабо дымился зелёным.

– Разнесли, кажется, – сделал вывод Джо.

Порфирий Гордеевич поднялся и на долгие секунды застыл, глядя через уже незастекленное окно в грохочущую темноту тоннеля.

– Г-хм. Вроде отстал.

– Отстал? Надолго? – Яна среагировала на принципиальную разницу между «отстал» и «разнесли».

– Да кто ж его знает? – Порфирий Гордеевич продолжал смотреть в тоннель.

– Думаете, жив он остался? А, барин? Эгэть! – Фрол выдернул зуб Олгой-Хорхоя. – Шибко полезно, если растолочь и с водкой, – объяснил он

– Да кто ж его знает? – повторил Порфирий Гордеевич. – Но отступать нам уже некуда. Ну, располагайтесь, – пригласил он жестом радушного хозяина. И добавил мрачно, – пока.

* * *

Что поразило Яну в головном вагоне, это ковры. Ковры покрывали пол, диваны, коврами были завешаны окна.

И было сразу понятно, что это не те ковры, которыми любили украшать стены квартир в прошлом веке в провинциальных городах. А настоящие персидские, старинные, каждый из которых стоил больше, чем та самая квартира.

В центре вагона стоял столик со столешницей, обтянутой зелёным сукном.

– Ломберный, – вспомнила Яна, как он называется.

Освещался вагон отнюдь не лучинами. А свечами. Свечи горели в двух больших люстрах, вполне дворцово-эрмитажного вида. В подсвечниках на стенах. В канделябрах, стоящих на столе. Стоящих, несмотря на все потрясения, перенесённые вагоном.

– Прибиты, – подумал Артём.

А двери в кабину машиниста стояли два мощных шандала с особенно толстыми свечами.

К звукам, доносящимся из тоннеля через разбитое окно, добавился явственный «чух-чух-чух», который поезд на электрическом ходу издавать не мог.

Яна принюхалась. Ей показалось, что здесь пахнет не только воском от свечей и пылью от ковров, но и сгоревшим углём, как из печной трубы.

– Может, партейку в вист? – предложил Порфирий Гордеевич, струёй перекинув из одной руки в другую карты неизвестно откуда взявшейся колоды. Всем стало ясно, как они с Фролом коротают время.

– Я только в «дурака» умею, – застеснялся Артём.

– Можно и в вист, – согласился Джо. – Если у вас есть что на кон поставить. Поезд даже не предлагайте Он у вас как-то быстро кончается. – Чёрт протянул руку и достал из-за мохнатого уха Порфирия Гордеевича туза пик.

Эльф скосил глаза на карту, крякнул и приказал:

– Фрол, а достань-ка нам с ледника бутылку фин шампаня, вроде оставалось ещё. А что на кон поставить у меня найдётся. – Эльф гордо откинул голову, придержав фуражку ушами. – А вот у тебя что есть? Дрезина, между прочим, не твоя, я знаю, что у вас всё имущество на матушку записано.

– Так, всё!

Яна встала с поднятыми руками между эльфом и чёртом. Как-то ей вдруг стало ясно, что если позволить этим двоим оказаться за ломберным столом с картами и шампанским, то нападающего Олгой-Хорхоя они максимум будут отталкивать локтями, чтобы не мешался.

– Давайте-ка вы лучше это, ну вот хотя бы покажите мне кабину машиниста, – попросила Яна, чтобы отвлечь их от назревающего турнира, – я давно хотела её посмотреть.

– Г-хм. Ну что ж, желание дамы для меня закон. – загусарил обер-кондуктор. – Прошу вас пройти вперёд. Ну и остальные тоже могут присоединиться в целях образования, – уже другим тоном добавил эльф, глядя на остальных Джо и Артёма.

Дверь в кабину при ближайшем рассмотрении оказалась не алюминиевой с пластиковым покрытием, как в обычных поездах метро, а деревянной, и, похоже, дубовой.

Кресло машиниста было именно креслом, с тёмно-красной бархатной обивкой, толстыми валиками подлокотников, украшенными жёлтыми кистями.

Пульт управления был не унылым серым ящиком с чёрными кнопками, а тумбой из жёлтой надраенной латуни с деревянными вставками и блестящими рычажками.

Освещалась кабина двенадцатью свечами в четырёх подсвечниках.

Из общего стиля «помещичий стимпанк» выбивалась только главный рычаг, похожий на очень большой консервный нож или серп, с надписями «ход» и «тормоз». Вот он точно был дюралюминиевый, стандартный, и даже рукоятка его была обмотана разноцветной изолентой, с чёрной грязью между витками.

Рычаг был выставлен на максимальный ход и заклинён веником. Ну, их предупреждали.

– Хе-хе, это наш автопилот, – несколько смутился Порфирий Гордеевич, выдернув веник и бросив Фролу, который тут же переправил его в дальний угол.

– Садись, деточка, можешь потрогать, это называется контроллер машиниста, – показал обер-кондуктор на главный рычаг. – Только рычажки не нажимай никакие, ладно?

Не в её возрасте играть в машиниста, но Яна не удержалась и села в кресло.

Лампы под потолком тоннеля не успевали обозначиться вдалеке, как превращались в полосы света, размазанные по угольной темноте стен на скорости двести километров в час. Луч из прожектора над кабиной бил в глубину тоннеля, и они летели на это светлое пятно, ими же и созданное, как ночная бабочка с собственным фонариком.

Яна вдруг стало жалко поезд, поездом быть переставший.

– А как же вы теперь? С одним вагоном?