Миссис О’Каллахан плеснула в сторону кухонной печи с четверть пинты святой воды. Затем, поскольку ни к каким вредоносным последствиям это не привело, все неловко опустились под прикрытием одного из столов на колени. Они не задавали вопросов, даже не молились, но в почтительном безмолвии внимали даваемым им наставлениям. Домовуха отыскала под столом кастрюльку с клеем, который мистер Уайт намеревался использовать для починки перил и, пока звучали названные наставления, довольно шумно его поедала.
Глава III
Существовали и еще три человека, чьи жизни вращались в то время, о котором у нас идет речь, вокруг Беркстауна, однако при Возвещении они не присутствовали. Человеками этими были: приближенный мистера Уайта «Мастер» Пат Герати; Томми Планкетт, разнорабочий, который исполнял за Микки все работы по ферме; и молодая, шестнадцатилетняя всего лишь, чернозадая служанка, которую звали Филоменой.
«Мастер» Герати был плотным, средних лет мужчиной с розовыми щеками и яркими глазками, выглядевшим олицетвореньем здоровья. Увы, он был также маньяком. Мания им владела простая, не острая и не кататоническая, так что у местных жителей она особых пересудов не вызывала. В Кашелморе и его окрестностях имелось множество и других сумасшедших, чье поведение отличалось гораздо большей колоритностью: одни строили проходившим мимо людям рожи из-за заборов, другие непристойным образом выставляли себя напоказ, третьи просто сидели всю жизнь под запором в задних комнатах домов. Собственно, такие узники задних комнат имелись в изрядном проценте домов Кашелмора, — некоторые из них, склонные к буйству, были привязаны к кроватям, некоторые представляли собой мужчин в годах, отродясь не носивших никакой одежды, кроме девчоночьих платьиц, некоторые — женщин с мутными глазами, набравших по причине отсутствия моциона или того, что дневного света они ни разу в жизни не видели, аж двадцать стоунов веса. В задних комнатах держать их было дешевле, чем в лечебницах.
Пат Герарти выглядел в сравнении с ними существом вполне нормальным, поскольку им и владела-то всего лишь мания величия. Он считал, что никто, кроме него, никакой работы правильно сделать не может. Особенно смутительной делало эту веру то, что она была более-менее оправданной. Пат был хорошим мастеровым, относившимся к любому делу с основательностью настоящего английского труженика. Если ему приходилось заливать пол свинарника бетоном, он, прежде чем начать, выгребал оттуда навоз и даже обычную грязь до тех пор, пока не добирался до твердого основания. Почти все остальные из тех, кто жил в радиусе десяти миль от Беркстауна, лили бетон поверх сора, отчего полы быстро растрескивались.
Таким образом, мания величия Пата подпиралась фактами. К несчастью, ей сопутствовала неспособность оставить в покое чужую работу. Хороша она была или дурна, Пат все равно разносил ее вдребезги, и затем исполнял сам. И это отбивало у его товарищей охоту вообще делать что-либо, у них попросту опускались руки. Мастеровой, который целый день складывает кормовую свеклу в бурт, вряд ли станет испытывать довольство, увидев, как Пат, кипя демонической энергией, равняет этот бурт с землей, даже если он затем соорудит его заново. Да и сама работа занимала в итоге время вдвое большее, поскольку делалась дважды. В результате, все, кому приходилось трудиться бок о бок с Патом, рано или поздно начинали его бить. Он не только уничтожал чужую работу, он еще и ядовито критиковал ее, пока она производилась. И обычно орава обозлившихся стогометателей или жнецов отволакивала его в какую-нибудь канаву и лупцевала там до полусмерти, что, однако же, не мешало Пату объяснять им попутно, как и в чем они были не правы.
После нескольких таких покушений на его жизнь Пат решил трудиться по возможности в одиночку. Он не лишен был способности оценивать свое положение — во всяком случае, понимал, что с другими ему «сладиться» не удается, — и несколько лет зарабатывал себе на одинокую жизнь рытьем рвов и канав. Путник, следовавший по земле Кашелмора, который своими редкими рощами и болотцами между ними напоминает равнины Букингемшира, мог порой натолкнуться на прорезь в земле и на «Мастера» Герати, надсекающего ее дно с энергичностью двадцати кротов. Если Пат был знаком с этим путником, и в особенности, если тот ему нравился, бедняге приходилось задерживаться минут на двадцать и дольше, чтобы полюбоваться канавой. Пату любых похвал было мало. Красота канавы, ровность ее стен, качество работы, количество того, что было проделано с утра, все это полагалось одобрить дважды и трижды, и Мастер все равно оставался не удовлетворенным.
«Мастером» его называли лишь за глаза. Женат он не был, жил с глухонемой сестрой.