Так или иначе, Микки находился на чердаке и ворошил двузубыми вилами фунтов тридцать, примерно, зерна — с таким видом, будто дело это весьма важное и безотлагательное.
— Господи, что это вы делаете?
— Да вот, овес ворошу, — извиняющимся тоном ответил Микки. Он уже понял, что это ему не поможет.
Мистер Уайт сардонически оглядел вилы, судорожно сглотнул и сказал:
— Ну ладно, у вас на кухне стоит Архангел Михаил.
— О, Госпди!
— Да, и если вы можете покончить с этим занятием в другой раз, жена просит вас прийти и поприветствовать Оного.
— А труба не прогорела?
— По-моему, нет.
— Может, нам лучше всего, — с надеждой произнес Микки, — оставить его в покое.
— Нет, это не лучше всего. Бояться нечего. Оно не причинит нам никакого вреда.
— А вы к нему близко подходили?
— Да, дважды. Оно вполне безопасно.
Микки всегда верил мистеру Уайту на слово. И теперь его преклонению перед жильцом предстояло пройти испытание. Он бросил вилы на чердаке — их потом две недели искали — и спустился по лестнице, по которой грустно пыталась вскарабкаться Домовуха, умоляющим взглядом выискивая вверху хозяина. Однако страх так Микки и не покинул. И он обиженно осведомился:
— И зачем было слезать по трубе в такой час? Что они, в удобное время прийти не могли?
Вторую свою экспедицию мистер Уайт повел кружной дорогой — к парадному входу. По какой-то причине ему не хотелось возвращаться прежним путем, проходившим близ кухни. Они миновали населенный воробьями сенной сарай; миновали сооруженный из рифленого железа гараж, где стоял автомобиль мистера Уайта, который он в последний раз заводил лет пять назад; миновали надворную постройку, носившую название «Недов дом», кровельные желоба у нее отсутствовали, так что постройку мало-помалу разъедала сырость; миновали теплицу, возведенную мистером Уайтом, только потом обнаружившим, что летом стена ее смотрит не так чтобы очень на юг; миновали солнечные часы, на которых он же с грустью начертал девиз:
миновали нужник, устроенный так, что в нем могли бок о бок расположиться двое; миновали улья, которые Микки всегда обходил по широкой дуге. И наконец, быстро нырнули в парадную дверь — быстро, потому что в веерном окошке над нею расположились на жительство два роя на редкость злобных диких пчел. По этой причине, в жаркие и дождливые дни парадной дверью почти не пользовались. Да оно было и к лучшему, потому что не истирался линолеум в передней. Там обычно стоял низкий гуд, как от динамо-машины.
Миссис О’Каллахан перед Пражским Младенцем уже не наблюдалось. Слышно было, как она расхаживает по спальне наверху, облачаясь в свой лучший наряд, чтобы оказаться готовой — мало ли что — к воскрешению из мертвых. К сожалению, сменить нижнее белье она, как ей ни хотелось, не могла, потому что чистое хранилось в кухонном буфете.
Вниз она сошла в воскресном платье и шляпке. Мистер Уайт счел это смехотворным — лишнее доказательство того, что и англичане знают не все на свете, поскольку с канонической точки зрения миссис О’Каллахан, покрывшая голову, направляясь на встречу с Архангелом, была совершенно права — об этом можно прочесть у Св. Павла, Св. Амвросия, Св. Иеронима, Св. Киприана, Тертуллиана и многих других.
Помимо шляпы, миссис О’Каллахан прихватила с собой откупоренную бутылку святой воды, которую держала в руке, приткнув большим пальцем горлышко. Она изготовилась к бою.
Подобно ребенку, идущему в гости, миссис О’Каллахан пребывала в сильном волнении.
— Микки, что за вид! Ты что, обуться не мог?
— Да башмаки-то на кухне.
— Так хоть побрейся.
— А вода?
Чтобы получить для бритья горячую воду, ему пришлось бы добраться до кухонной кастрюльки.
— Ну, хоть костюм бы надел, во славу Божию.
Пока Микки облачался в синий костюм и пристегивал чистый воротничок — в его случае то был несомненный акт веры, поскольку ко времени, когда Микки удавалось пристроить воротничок на должное место, тот уже становился грязным, — мистер Уайт тоже поднялся наверх и повязал галстук. И причесался. Последнее сказалось на его общем облике поразительным образом, так как при обычном течении жизни причесывался он редко, разве что просыпаясь по утрам, шляпу тоже носил редко, а большую часть дня проводил, копаясь в огороде, где дул сильный ветер. В итоге, при спутанных его волосах и бороде, удивленные голубые глаза мистера Уайта обычно походили на два яйца, лежащие в гнезде какой-то неопрятной птицы, ну скажем, цапли.
Когда все трое ощутили себя достаточно чистыми и сторожкими, они построились гуськом и направились к кухне.