Слон и кенгуру

— Когда они слева направо летят, от них вреда не бывает.

— В прошлый раз вы сказали, что вреда не бывает, когда они летят справа налево.

— О нет, мистер Уайт.

— О да.

— Да я прежде и не видела ни одной — ну, то есть, вместе с вами.

— А вот когда мы из Маллингара возвращались, а?

— Тогда мы пегого пони видели.

— И сороку тоже. И когда я вас в Дублин возил, помните, — чтобы вам зуб вырвали?

— Не помню.

— Помните. Вы еще сказали, что они должны справа налево лететь.

— По-моему, тогда там женщина была, рыжая.

— Рыжие женщины дорогу не переходят. Они по дороге идут.

— Бывает, и переходят, мистер Уайт.

— Да, но…

Тут мистер Уайт примолк. Он вспомнил, что всякий раз, сказав «но», начинает проигрывать битву. Еще миг, и миссис О’Каллахан расчехлит свою пушку — или из чего она там палит? Он мысленно перебрал свои доводы, чтобы понять, если это возможно, где сбился с пути.

— Откуда куда, — коварно осведомился он, — летела эта сорока?

Миссис О’Каллахан украдкой перекрестила пальцы — то был мнемонический прием, с помощью коего она припоминала, где находится левый борт, а где правый, и с виноватым непокорством сказала:

— Справа налево.

— Но вы же сами говорили…

— И слева направо, — прибавила миссис О’Каллахан.

— Милостивые Небеса! — воскликнул мистер Уайт и расплескал чай…

Впрочем, большего он говорить не стал.

Ковчег миновал излуку, и они увидели перед собой Кашелмор. Хуже и быть не могло. Обогнуть город было невозможно, а река поднялась вровень с парапетом моста и горб его торчал из воды.

Да еще и течение усилилось. Понять насколько, можно было, лишь увидев надвигавшуюся на них опасность.

— Ну так, — сказал мистер Уайт. — Ничего не попишешь. Нас ожидает столкновение. Видите, миссис О’Каллахан, скоро мы ударимся о мост. Я постараюсь, чтобы удар был не очень силен. Можете вы встать к рулю? — а я пройду с брусом на нос, попробую оттолкнуться от моста. Нужно, чтобы в последнюю минуту вы развернули Ковчег боком, — пока я буду отталкиваться… Хотя, может, рулить следует мне… А может, и вам… Не знаю что хуже. Да кто-то должен еще и Домовуху держать. Удар наверняка собьет всех нас с ног…

— Строго говоря, — прибавил он, — что бы мы ни сделали, толку не будет. Брус может переломиться, как спичка, и даже если мы повернемся к стене так, что удар получится скользящим, нам же все равно неведомо, где у Ковчега самое слабое место. Может, лобовой-то удар и лучше будет. Надо было после Друиманафферона кранцев набрать или закрепить вдоль бортов пустые ящики, чтобы они на себя удар приняли. Ну да не важно. Теперь ничего не поделаешь. Пожалуй, я все же встану за руль. А вы, миссис О’Каллахан, ложитесь на палубу и держите Домовуху, ладно? Лежите ничком и держите. Вот так, правильно. А ногами упритесь в два-на-два. Нет, Домовушка, милая, будь хорошей девочкой. Оставайся с миссис О’Каллахан. Ну вот, уже скоро.

Взъярившаяся вода, испещренная и изборожденная, точно кипящий металл, неровными струями, прорывалась мимо средневековых опор моста. Завивалась, маслянисто поблескивая, вокруг его канатных перил. Стены арок надвигались на Ковчег. Мистер Уайт напирал и напирал на румпель, который приходилось использовать, как весло, поскольку Ковчег летел по течению и поворотное усилие получалось слабеньким Ковчег приблизился к стене, со страшным скрежетом проехался по ней боком — снизу, из четвертого класса, донесся жуткий, как у привидения, вой Микки, — и врезался, сотрясшись от киля до клотика, в притопленный мост.

Кормчий Ковчега плашмя рухнул на палубу.

Глава XXII

Микки вопил, как зарезанный.

Быки моста походили на клинья, что позволяло им рассекать потоки воды, вот один из них рассек заодно и Ковчег. При этом борт его развернулся и врезался надводной частью в другой бык, прямо над койкой Микки, отодрав сшивавшие листы железа заклепки на протяжении двенадцати футов.

И это была смертельная рана.

Низовая вода ударила, как кровь из рассеченной яремной вены, — аккурат в голову Микки.

Мистер Уайт вытянул его из водопада ногами вперед. Микки, совершенно как пожилой, уродливый младенец, в пеленки которого попала булавка, орал, но никаких иных усилий не предпринимал. Как у младенца, лицо у него было багровое. И похоже, он полагал, подобно младенцу, что, если, столкнувшись с опасностью, орать посильнее, она испугается и убежит.

Мистер Уайт выволок это рыдающее существо вверх по лестнице и вернулся вниз, чтобы осмотреть пробоину.

Затыкать ее одеялами смысла не было. Вода била, как из фонтана, весь борт был расколот. Мистер Уайт побледнел. Утонуть он не боялся. Как и Домовуха, он был хорошим пловцом и мог без труда пересечь реку в самом широком ее месте. Дело было в животных, в ответственности за них.

Возможность вывести их из стойла отсутствовала. Он намеревался, высадившись в Новом Свете, снять пару гофрированных листов и выпустить животных через образовавшийся проход. Но теперь прохода не было и быть не могло. Вода уже доходила ему до лодыжек. Свиньи, корова, коза и каштановая гора мышц по кличке Нэнси — все они были обречены.