Слишком много клиентов

Эл протянул руку и большим и указательным пальцами выдернул за уголок из пачки двадцатку.

– В самый раз, – сказал он. – За простой хватит, а рот держать на замке у меня есть свои причины. Я с этого удовольствие поимею. Как увижу фараона, так подумаю: «Сукин ты сын, а я ведь знаю, чего ты не знаешь!»

Майк, ухмыльнувшись, взял свои три двадцатки.

– Я не таковский, – заявил он, – все готов выболтать первому встречному, хотя бы и фараону, но теперь не получится, а то придется возвращать сорок долларов. Я, может, и не такой благородный, да честный. – Он сунул деньги в карман и протянул ручищу: – Но на всякий случай хлопнем по рукам.

Мы потрясли друг другу руки, я уселся в машину к Элу и велел отвезти меня к дому «Газетт».

Если Лон Коэн и состоял в большой должности, то в какой – я не знал и сомневаюсь, чтоб вообще состоял.

Он был темный – темная кожа плотно обтягивала скулы небольшого лица с правильными чертами, темно-карие глаза в глубоких глазницах, почти черные волосы гладко зачесаны и взбиты коком на вытянутой голове. В компании, где я изредка проводил ночь за покером, он был вторым по классу игроком; с первым – Саулом Пензером – вам еще предстоит познакомиться. Когда вечером в тот понедельник я вошел в комнатушку Лона, он разговаривал по телефону. Я уселся на стул в торце его рабочего стола и стал слушать. Разговор продолжался несколько минут, но он девять раз произнес всего одно слово – «нет». Когда он кончил, я заметил:

– Покладистая у тебя натура.

– Мне нужно еще позвонить, – сказал он. – Вот, займись пока. – Он всучил мне картонную папку и повернулся к телефону.

Это было досье на Томаса Дж.Йигера. Не густо – с дюжину газетных вырезок, четыре машинописные заметки, оттиск статьи из промышленного журнала «Пластмассы сегодня» и три фотографии. Две были сделаны в студии, его имя было напечатано у нижней кромки, а третья изображала какую-то встречу в банкетном зале у «Черчилля»; к ней был подклеен напечатанный на машинке текст: «Томас Дж.Йигер выступает на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс, отель „Черчилль“, Нью-Йорк, 19 октября 1958 года». Он был снят на сцене у микрофона с поднятой рукой. Я прочитал справки, проглядел вырезки и начал листать статью, когда Лон разделался с телефоном и повернулся ко мне.

– Ну, выкладывай, – потребовал он.

Я закрыл папку и положил на стол.

– Пришел заключить с тобой сделку, – сказал я, – но сперва тебе нужно кое-что усвоить. Ни я, ни мистер Вульф никогда не видели Томаса Дж.Йигера, не говорили и вообще не имели с ним какой бы то ни было связи. Я о нем ровным счетом ничего не знаю, кроме того, что ты сообщил мне по телефону, а сам я только что прочитал в этой папке.

Губы Лона растянулись в улыбке:

– Для печати сойдет. А теперь – строго между нами.

– То же самое, хочешь верь, хочешь нет. Но перед тем, как позвонить тебе в пять часов, я кое-что узнал, это и заставило меня им заинтересоваться. Пока что я предпочел бы тебе об этом не рассказывать, по крайней мере в ближайшие сутки, а может, и подольше. У меня впереди кое-какие дела, не хотелось бы торчать завтра весь день в окружной прокуратуре. Поэтому никому не нужно знать, что сегодня я тебе звонил и расспрашивал про Йигера.

– По мне, пусть уж лучше знают. Досье-то затребовал я. Если я заявлю, будто мне привиделось, что с ним что-то случится, могут пойти разговорчики.

Я ухмыльнулся:

– Кончай блефовать. У тебя на руках нет и одной пары. Можешь заявить все что угодно. Можешь сказать: кто-то что-то сообщил тебе частным порядком, и ты не имеешь права разглашать. Кроме того, у меня предложение. Если забудешь о моем интересе к Йигеру, пока я не сниму запрета, я внесу тебя в список на подарки к Рождеству. В этом году буду дарить абстрактную картину в двадцати красках, а на карточке напишу: «Мы дарим вам эту картину, на которой купаем нашего пса. Поздравляем с праздником – Арчи, Мехитабель и детишки».

– Нет у тебя никакой Мехитабели и детишек.

– Конечно, поэтому и картина абстрактная.

Он внимательно на меня посмотрел:

– Мог бы мне что-нибудь сообщить, я бы не стал на тебя ссылаться. А не то попридержал бы до твоего разрешения.

– Нет. Не сейчас. Если – и когда – будет можно, а твой телефон я помню.

– Старая песня. – Он поднял руки ладонями вверх. – У меня дела. Заглядывай на этих днях.

Зазвонил телефон, он поднял трубку, и я вышел.

Направляясь к лифту и спускаясь на первый этаж, я прикинул расклад. Вульфу я обещал вернуться к ночи, сейчас было только девять вечера. Мне хотелось есть. Я сел в такси и дал адрес старого особняка на Западной Тридцать пятой улице.