Слипер и Дример

половину ихнего кварталу, ибо нелепый очумевший Попрыгаец, истерично поторопившись,

совершил ошибчатую нелепицу. В расчёт его Прыжка вкралась очевидная очепятка. И свалился

ентот Попрыгаец прямо в середину жилого ушатанного комплекса, и подмял под себя обитаемую

территорию. Никто не погиб. А то бы нашему Попрыгайцу уже и не прыгать ушами назад по

ветру. Но таки в камеру его кинули с оттягом, почти переломав рёбра. А уж поизмывались и вовсе.

Демоны ж умеют. Тонкие они натуры на сей поганый счёт. Знают, как побольней ткнуть да

пообидней задеть за живое, да чтоб с крючком. Не изведут сходу, так сам изведёшься на

отходняках. Такая уж у них демоняческая порода. Вот и сидел Попрыгаец, уже изрядно

отупевший от ползущего склизко по стенам времени, от немеющего безделия и от безысходности

отчаянной до коликов и тягомоты в кишках. Хорошо хоть не мучали больше его. Просто забыли.

Вроде, как по слухам, в порт пришёл долгожданный демонами корабль с какой-то гадкой

мерзостью ихней на борту, и все они в широкоглазом возбуждении нынче пребывали, так что обо

всём и всех чуждых забыли до поры. Вот и чудненько. Да только Попрыгаец уж и вовсе сник

хвостами и пал героизмом души. Неволица была ему невмоготу. Ситуация казалась безвыходной и

без пособия. Да и соседи были те ещё, вовсе не сахар и не глюкоза. Всякой сволочи тут хватало.

Камеры были совмещёнными, словно детская колония на выезде. Селили помногу и без разбора,

кого куда кинули по ходу коридора. Попрыгаец сразу не поладил в камере с одинаково тупым на

рыло и мозги дупелем, а потому жисть его заточённая протекала неспокойно и на стрёме

35

9

постоянном. Что, кстати, с другой стороны, не давало ему окончательно повиснуть ушами в тоске,

ибо суета эта дёргала его за хвосты проблематикой сокамерных взаимоотношений. И тут, когда он

уже стал подумывать о внеплановой заявке на Великое Ежемгновенное Обновление, а попросту

говоря, решил наложить на себя лапы и два хвоста впридачу, подвернулась несуразная оказия.

Дупель тот самый невразумительный, что по камере соседствовал, отколупал в полу дырку

когтями своими, заволновавшись из-за постоянного шубуршания в углу обозначенном, и ко

всеобщему эмоциональному гулу вытащил оттуда змеиную выверть, смертельно опасную

тыхухоль. И давай её совать всем под нос да издеваться. Сокамерники понимали, что тыхухоль на

ручках не пригреешь и за ухом не почешешь, ибо тут же сам зачешешься до полной синюшной

откидки. А деть её теперь куда из камеры, было уже и непонятно. Да и дупель тупой таскал её за

шкирятник, суя опасно под соседские носопырки и гогоча. А тем временем выверть змеиная-то

теряла терпение и начинала нервничать и злиться. И тут дупельцу этому захотелось по нужде

недержательной. Он тыхухоль на пол бросил, а сам до гальюна побёг, всё так же гогоча. Го-го-го!

Остальные на шконки свои попрыгали да ноги подняли повыше. Тыхухоль по полу обозлённая

завертелась, зашипела да сплёвывать стала нервно через плечо. А только дырку её в полу,

тропинку до дому до хаты, дупель отмороженный доской прижал. Тут бы и быть беде, ибо

выверть змеиная, доведённая до крайней истеричной нервозности, сигать начинает кенгурой — и

тут всех бы достала, даже до верхних полок допрыгнула бы. Но только Попрыгаец наш также был

уже близок к точке закипания единственного оставшегося тройничного нерва и, отчаянно

изогнувшись, схватил тыхухоль за скользкую холку и сжал так, что та смиренно зажмурилась и

стала поминать «как там мама говорила про отче наш». Личный состав камеры молча замер. А

Попрыгаец подошёл на своих большущих задних лапах к масенькому шкапцу, на котором стоял

стакан мутный и грязный с такой же ну ни разу не проточной водой, да и выжал с передних зубов

тыхухоли в ентот самый стакан яду на двадцать три капли, что твой последний в жизни корвалол.

Исполненный буддистского состраданию, он затем отнёс выверть змеиную к дыре в полу,

отодвинул лапицей доску и одним точным движением всунул её туда носом. Впрочем, тыхухоль и

не думала возражать, а, издав благодарный похрюк, тут же исчезла до хаты. Попрыгаец взял

стакан в руки, повертел его на свет и вздохнул. Вот он, его последний Прыжок. Без всяких замеров

и уточнений координат. Без каких-либо очепяток. Всё. Как говорится, «гудбай, Америка, во-о»! И

сменил бы наш Попрыгаец своё попрыгайское пальто на что-нибудь иного дизайна, кабы не… Не

замечая гробовой тишины, с облегчённым гоготом вывалился из клозета размагниченный

животейски дупель и, издевательски хрюкоча, стал кружить по камере. Никто не успел

среагировать, а в общем-то, никто, наверное, и не собрался бы, да только он нагло выхватил с

хозяйским видом из лап Попрыгайца стакан и беззаботно влил его в себя, довольно икнув. Все в