Ходить заново по дворам Семён не решился — ещё опознают в новоявленном дворянине бывшего батрака, только что предлагавшего золото за лошадь! Могут возникнуть ненужные вопросы, а следом за ними — ненужные проблемы. Потому Семён отправился, как и решил, к кабаку: там или с кабатчиком насчёт коня сторгуется, или пошлёт отца Вуди на закупку. Денег даст и пошлёт.
Крестьянской подводы возле кабака не было. Видимо, крестьянин-возчик за то время, пока Семён искал лошадь, достаточно пообщался с народом за стаканом вина: и про мёртвых с косами рассказал, и про танцующую крысу, и ещё невесть про что. Пока монета не закончилась. Пообщался и уехал. Семён не сомневался, что волами теперь управляет сын крестьянина, а сам рассказчик дрыхнет в подводе, уставший от россказней. До невменяемости уставший.
Не было и повозки с сундуком-аптечкой: отец Вуди стоял, прислонясь к вековому дереву и понуро уставившись в землю. Вид у монаха был крайне несчастный, словно он только что похоронил кого-то из родственников; от отца Вуди за несколько шагов несло ядрёной сивухой.
— Папаша, а где ж твоя повозка? — изумился Семён, останавливаясь перед монахом. — Я, понимаешь, весь посёлок на уши поставил, отыскивая коня, а повозки-то и нету! И сундук куда-то подевался.
— Нету, — убито согласился монах, поднимая на Семёна мутный взгляд и пристально глядя сквозь собеседника куда-то вдаль. — Граф, я не виноват! Д-дорожные обстоятельства... мёртвые крысы с з-золотыми косами огр... ик... ограб-били. Вот. Всех убили и ограбили. И меня тоже ог... и уб-били, — отец Вуди был пьян в слякоть. Как грузчик после магарычёвой работы.
— Ух ты, — восторженно сказал Семён. — И когда это он успел так надраться? Впрочем, как наш лекарь-аптекарь умеет надираться, я уже видел. Умеет, ещё как умеет! Что же делать? Повозки нет, коня нет, — Семён с насмешкой посмотрел на монаха. — Папаши Вуди тоже, считай, нет... На пробку наступил и временно выпал из реальности. Мда-а... Может, отрезвин у него в кармане поискать? — предложил Семён, но тут же отказался от своей идеи. — Хрен его знает, что у него ещё там в кармане лежит! Яд какой ненароком подсуну... Или того хуже — какую-нибудь местную виагру, — Семён расхохотался в полный голос, но тут же помрачнел. — Однако, надо что-то делать. Но что?
— Предлагаю перенестись в повозку, — посоветовал Мар, — и на месте разобраться, что к чему. От гражданина монаха ты сейчас никаких толковых показаний не добьёшься... в полной несознанке наш гражданин находится! В буквальном смысле.
— А что, можно? — обрадовался Семён. — Но ты ведь сам предупреждал, что без адреса никуда переноситься нельзя! Ещё склеимся с повозкой ненароком, — он озабоченно покачал головой. — Не хотелось бы.
— Всё нормально будет, — заверил Семёна медальон. — Я ночью, когда вас охранял, на повозку специальную метку поставил, на всякий случай. Вернее, на случай возможного угона. Типа её пространственный адресок взял! Вот, пригодилось.
— Это ты молодец, — одобрительно сказал Семён, вынимая из петельки пистолет и приводя его в боевое состояние. — Цепляй нашего падре и поехали! Будем, стало быть, закон и порядок восстанавливать. Не слезая с повозки.
— Ты что, в людей стрелять будешь? — полюбопытствовал Мар, следя за приготовлениями Семёна. — В живых?
— Нет, в дохлых, — огрызнулся Семён. — Скажешь ещё! Ни в кого я стрелять не собираюсь... пока что. На всякий случай пушку готовлю! Может, пугнуть кого придётся. — Семён направил ствол в небо. — Поехали!
В ту же секунду Семёна сшибло с ног: падая, он нажал на спусковой крючок и пистолет громыхнул, выпустив короткую очередь в небо.
— Караул! — истошно завопили где-то рядом. — Спасите! — крик внезапно оборвался, послышался тяжёлый удар и удаляющийся дробный топот сапог.
Семён сел, огляделся: он был в повозке. Рядом, недоумённо вертя головой по сторонам, сидел отец Вуди, обхватив руками свой бесценный сундучок-аптечку. Похоже, монах начинал приходить в себя и без всякого отрезвина — взгляд у отца Вуди стал осмысленным. В меру осмысленным.
Повозка, никем не управляемая, мчалась полным ходом — впряжённый гнедой жеребец бодро стучал копытами по утоптанной грунтовке, встречный ветер развевал его длинную гриву; повозка то и дело подпрыгивала на ухабах, не спасали и резиновые шины с рессорами.
По левой стороне дороги, что-то невнятно крича, убегал в чисто поле незнакомый Семёну мужичок; впереди, неподалёку, высились зубчатые городские стены — дорога упиралась в раскрытые настежь въездные ворота. У ворот стояли вооружённые алебардами стражники и с нескрываемым интересом наблюдали за происходящим.
— Тпру! — заорал Семён, на четвереньках добравшись до лавочки возницы и хватая брошенные ремни вожжей. — Тпру, кому говорю! Стой, животное! — Семён натянул вожжи, конь постепенно перешёл на шаг и остановился.
В наступившей тишине было слышно, как громко дышит жеребец, как вдалеке голосит напуганный мужичок, с курьерской скоростью уносясь в неизвестность, как чему-то хохочут стражники.