Слёзы навий

— Теперь уже поздно вертаться, — махнула бабка рукой и пошла далее. — Ты не боись, рядом с храмом похороню. Могилку какими цветами обложить?

— Розами, — одними губами прошептала Аглая.

— Роз у нас нет, это в город нужно, я тебе шиповник высажу, белый, ежели чего. Ты как к белому?.. Замужняя? Нет, по всему видать. Значит, точно белый.

Старуха замолчала, остановилась у стены, преградившей им путь. Сделала пасс рукой, кивнула седой головой и толкнула стену, та послушно отошла прочь, открывая вход в просторную залу. По всему периметру висели круглые фонари с играющими внутри огоньками.

— Входи, ноги — то небось все выстудила? Ишь как чавкает. Здесь на пороге и сбрасывай. Я тебе сейчас тепленького дам.

И направилась через залу.

Аглая стянула мокрые сапоги, ступила на каменный пол и удивилась: тот не был холодным, напротив, от каменьев шло тепло. Аглая сделала пару робких шагов, ошарашенно осматриваясь. Высокий купол украшало изображение Обители. Башня возвышалась над деревьями, водная гладь упиралась в подножие. Синий свет исходил из башни, озаряя все пространство.

Под фреской купола вытянулись в шеренги стеллажи, на них сложенные стопками рукописи. Аглая осторожно притронулась к одной, та ответила тонким жужжанием и кольнула в пальцы. Аглая отдернула руку.

— Не тронь, это истории.

Откуда появилась старуха, Аглая не увидела. Моргнула испуганно.

— Чьи истории?

— Ясно дело, ведьм. Просто так открыть нельзя.

— А что произойдет?

— Ежели ведьма мертва, то дар ее открывшей перейдет. А коли жива, то все ведовское из нее заберешь. Здесь же в каждую страничку сила вложена, связанная с хозяйкой. Прочтешь историю, выпьешь ведьму.

— Это что же, каждый может прийти, открыть и лишить ведьму силы?

Старуха усмехнулась беззубым ртом.

— Прийти может, а вот прочесть… Слово знать нужно, для каждой истории свое. — Старуха любовно погладила фолиант, неслышно прошептала, и тот смолк. Протянула Аглае мягкие тапки.

— Сапоги твои сохнуть поставила. — Зазывая, махнула рукой. Аглая, завороженно смотря на стеллажи, пошла по ряду за старухой.

— А если кто — то узнает слово?

Бабка глухо засмеялась.

— Да какая ж ведьма, будучи живой и в здравии, тебе его скажет? Скорее, смерти предастся и дар выпустит.

— А что, и такое было?

Старуха разом осунулась.

— Было. Во Времена Ухода… Вона сколько их… — указала на стеллаж у самой стены, где лежали ровными стопками покрытые пылью сотни рукописей.

— Это те… — прошептала Аглая.

— На погосте у храма. Они, родные. Неприкаянные. А как хотел Китар слово узнать…

— Китар?

Старуха качнула седой головой.

— А ты небось другую историю слышала. О любви и предательстве, о войне между жрецами и ведьмами.

Аглая во все глаза уставилась на старуху.

— Не так было?

— Не совсем так. — Старуха двинулась вдоль ряда. — Любовь была… Казалась сначала любовью. Это уж после Китар себя показал.

— Как показал?

— Ясно как! — старуха хмыкнула. — Душою черною. Очень уж горел в тайники Обители попасть.

— Разве жрецы не могут попасть в Обитель?

— Без ведовского соизволения в Обитель вообще мало кто попасть может, а в тайники и подавно. Я уж не говорю об артефактах, каждому слово свое нужно знать. Каждый только на ведовскую руку окликается.

— И Китар хотел их заполучить?

— Ох, как хотел. Уж как он Мерку уговаривал, чего сулил. Отказала. Тогда — то они с Миро и придумали для Гаяны эту историю. — Старуха остановилась, поправила выбившийся с полки уголок рукописи. — Думали, она их поддержит, тогда уж под натиском трех жрецов и сломают ведовскую мощь, узнают секреты. А она вишь, чего удумала… Женщины! Не разобравшись. Э — эх! Проклятие уничтожило всех ведьм, а история, придуманная Китаром и Миро, так и осталась бродить по деревням да слухами пополняться.

— И никто не стал разбираться?

— А кто бы стал? — Нависшие брови метнулись вверх. — Мерка исчезла, ведьмы — кто ушел за грань, кто погиб от проклятия. А Гаяна… Гаяна так и не вернулась. Кто знает, куда ее ненависть завела.

Старуха резко смолкла и остановилась. Стеллажи закончились. За ними, насколько хватало глаз, находились образа. Высокие, закрывающие стены от пола до потолка. Светлые лики, озаренные внутренним свечением, и темные, будто занавешенные дымкой. На выступах стояли сосуды замысловатой формы, в каждом трепетал огонь, играя тенями на образах. У дальней стены огромный камень с возвышающейся на нем серебряной купелью.

— Идем, — проговорила старуха и направилась прямиком к купели. Аглая пошла следом. Едва приблизились, как вода в купели всколыхнулась, покрылась рябью.

Голова старухи затряслась.

— Кровь нужна.

— Кровь?

— Твоя. — И глянула на Аглаю. Вытащила из кармана маленький ножичек. — Руку давай.

Аглая напряглась.

— Не боись, всю не выпущу.