От бешенства пульсировало в висках. Бесили все. Особенно малахольный. Хотя малахольным назвать могла его только Ника. Тимир, выросший в поселке, с детства привыкший к разной работе, был прекрасно развит физически. С пронзительными серыми глазами, в которых трепетала тьма. Тонкими губами, растягивающимися в язвительной усмешке. И даже сейчас, обессиленный, бледный, он вполне мог бы понравиться Нике. Но нет. Она его боялась. Боялась с того самого мгновения, когда он ночью у поселка схватил ее за руку и тащил к дому. С того самого момента, когда в глаза его посмотрела и отразилась в зрачках, но только не та, которую видела Ника в отражении зеркал, а темная, с пугающим взглядом темных глаз, с копной длинных черных волос. Не она. И «не она» улыбалась ей — Нике. Страшная ухмылка, косая, с растрескавшимися губами.
И вечером в поле «не она» была. Шептала, говорила что — то Тимиру, в почерневшие глаза заглядывала. Ника все пыталась вспомнить слова — не могла. Тимир отвечал безмолвно. Тьма в нем стонала, извивалась, билась судорогами. И черная воронка была не только в его глазах. Ника посмотрела на ладонь. Крохотное пятно. Знак тьмы, оставленный на ней. Как же она ненавидела все вокруг: и мир, в который они попали, и то, как нехорошо все складывается.
— Ненавижу! — Накопленная внутри злость искала выход. Стучала и клокотала в черепной коробке. Как же хотелось, чтобы всем вокруг было так же больно, как и ей!
Всем!
На глаза попался сидящий на плетне петух. В предрассветном сумраке выделялся только силуэт. Он нервно заерзал. Ника не сводила с него взгляда. Петух встрепенулся, захрипел и свалился с насеста, заколотил лапами по воздуху. Ника зажала рот руками, чтобы не вскрикнуть. Бегом бросилась к изгороди. Петух лежал, закатив глаза, бился в предсмертных судорогах. Рука с черной точкой на ладони горела. На пальцах расцвели черные жилки. Ника схватила птицу и, воровато озираясь, бросилась за дом. Там кинула его в компостную кучу. И, боязливо оглядываясь, вернулась к крыльцу. В тот самый момент, когда из дверей выходила Тала, а за ней Аглая и шатавшийся Тимир.
Ника торопливо спрятала руку за спину. Чувствуя, как растворяются на коже темные разводы.
Тала искоса глянула на Нику, кивнула на Тимира.
— Часа два — три корежить будет, но нести не придется. — Перевела взгляд. — Аглаша, ты травку — то не забудь… Бог в помощь!
В воротах появилась Килла, слегка кивнула вышедшим, глаза ее на миг скользнули по Нике, стали задумчивыми. Потом брови удивленно взметнулись вверх, она замерла, крепко ухватившись за плетень. С усилием отвела взор от Ники.
— Я выйду с вами к околице, следы подчищу. — Голос прозвучал глухо, Килла торопливо отвернулась и вышла из калитки.
От свежего воздуха морозило. Воронье, встревоженное ранними путниками, громко, надрывисто кричало. Тимира лихорадило. Он с трудом сдерживался, чтобы не отстукивать зубами чечетку.
— …ориентируйся на восток. Да зачем говорю, сам знаешь. Дайте боги, может, и дойдете. И кто знает… Может, и правда кто из девчат — ведьма. Смотришь, и избежишь судьбы горестной. — Тала перекрестила Тимира. Обернулась к Аглае. — Все помнишь? Водицы много не лей, только травку прикроет, и хватит, — она погладила девушку по щеке. — Страшно за вас.
Стоящая рядом Ника хмыкнула.
Молчавшая всю дорогу Килла хмуро покосилась на нее и недобро усмехнулась.
— Если что, на подругу не надейтесь…
— Доброе пожелание!.. — отозвалась та.
— Я вообще бы с тобой идти в паре не советовала, — резко отреагировала Килла, а Тала добавила: — Недобрая ты… и помыслы у тебя недобрые…
— Угу, злыдень первостепенный, — кинула Ника, нащупала пальцами прихваченный в столе Талы кинжал. Холодная сталь, спрятанная под рубахой, холодила бок. Нехороший поступок. Кража в особо крупном размере, учитывая потертость ножен — раритета. А что делать? Идти в лес густой с пустыми руками — крайняя степень беспечности. А тут еще рассказы про нежить и оборотней.
В рассказы Ника не верила оттого, что сама не видела.
— Ну да долгие проводы — лишние слезы. — Килла сурово посмотрела, как Тала тайком смахнула слезу.
— Да пребудут с вами боги всемилостивые! Да услышат и защитят! — замахала знахарка. — А я уж здесь за вас свечку поставлю. Тимир, ты, ежели поймешь, что… — Она смолкла.
Тимир закашлял, угрюмо кивнул, кутаясь в теплый плащ, не прощаясь и не оглядываясь, зашагал навстречу рассвету.
— Малахольный! Ты так не спеши, а то упадешь, а поднимать тебя нам! — бросилась следом Ника.
Аглая обняла хозяйку.
— Спасибо тебе, Тала! Не знаю, прощаться ли?
— Не прощайся, — уже не сдерживаясь, всхлипывая, прогундосила знахарка. — Я сердцем чую, свидимся.
— Тогда до свидания! — Аглая расцеловала плачущую знахарку в щеки. Слегка склонила голову в расставании под неусыпным строгим взором Киллы.
На востоке загорался рассвет. Кроваво — красный, предвещающий жаркий день. Но Аглае отчего — то показалось, что это зловещее предзнаменование.