Слепцы (ЛП)

– Тут деликатная ситуация, – ответил Кито. – Судя по тому, что я слышал, эта женщина-арбитр будет поострее умом, чем придурок Бруинанн. Возможно, Ренц очень не хочет, чтобы нас троих сейчас видели вместе.

Он посмотрел спутнику в лицо.

– Ты молод, Дешен. Тебе знакомо только положение дел, при котором Тикер – питомец Отранто, а мы – дружки Тикера. Но оно не продержится долго, если только мы чуточку не постараемся осторожно сохранить его. У Арбитрес есть привычка ломать всё, до чего можно дотянуться, и эта Кальпурния – яркий пример. Она разрушает всё, к чему прикасается. Неужели не помнишь, какой бардак начался после той дурацкой перестрелки вольных торговцев на Галате? Из-за этой женщины Самбен де Жонси лишился должности капитана-привратника, что отразилось на всей его семье.

– Мне плевать, и не надо говорить со мной в таком тоне, – раздраженно ответил Дешен.

– Тебе стоит меня выслушать. Наконец-то ты столкнулся с проблемой, которую не можешь решить грубой силой. Мы должны подумать головой, посмотреть, что пытается сделать Ренц, и попробовать понять, зачем он это делает.

– Это Арбитрес должны бояться нас, а не наоборот, – проворчал Дешен. – Мне ведь можно так говорить, верно? – добавил он, поймав укорительный взгляд Кито. – Ты же не стукач, как и я. В любом случае, той женщине придется несладко, если она захочет лишить нас заработанного по праву.

Успокоитель сумел ухмыльнуться.

– Она заслуживает этого, точно. Всё они заслуживают, я считаю.

Глава восьмая

Ведущий каратель Даст лежал на койке в апотекарионе, словно каменная статуя мученика на крышке саркофага. Оровен наконец-то выпустил из рук реликварий и стоял в ногах постели, тихо напевая молитвы; от священника вновь тянуло дымком лхо. Арбитр-медике тем временем осторожно ощупывал голову и лицо карателя. Тот даже не вздрагивал, когда кончики пальцев доктора касались тяжелых ран. Дышал Даст тяжело, кожа его приобрела нехороший серый оттенок.

Палата медике в участке оказалась крохотной, и даже некрупной Кальпурнии пришлось остановиться в сторонке, чтобы не мешать. Шира стояла, четко сложив руки за спиной и борясь с желанием просто привалиться к стене.

– Господин Оровен сказал мне, что раненый остался один в момент нападения, – пробормотал медике, так тихо, что Кальпурния сначала решила, будто он разговаривает сам с собой.

– Не один, – возразил священник, – там ещё был нападавший. Все остальные находились в саду Мастера.

– Мадам арбитр-сеньорис? – услышав снисходительный тон доктора, Оровен помрачнел, но не стал вмешиваться.

– Ничего не могу добавить, – ответила Шира. – Я была в другом месте, с успокоительницей Иланте. Только недавно освободилась и сразу же направилась сюда.

Курьер встретил Кальпурнию, когда она возвращалась через галереи; после этого арбитр бегом бросилась в крепость-участок. Сгорбившись, Торма поспевала за ней с хмурым видом человека, не привыкшего к подобным упражнениям.

Медике, по-прежнему склоняясь над Дастом, посмотрел на Ширу из-под темно-серых бровей. Не убирая ладони со лба карателя, он вытянул другую руку и пробежался пальцами по стеллажу с маленькими выдвижными ящичками.

– Могу ли я спросить, мадам арбитр-сеньорис, не слышали ли вы каких-нибудь резких или тревожных звуков в надзорном зале? Что имел сообщить вам мастер-дозорный Шевенн?

– Ничего.

Она потратила всё это время, выслушивая лекции о надзорном зале, и даже не подумала использовать астропата как орудие расследования. Ну, так-то Кальпурния дала доктору формально честный ответ... нет, только трусы скрывают допущенные ошибки.

– Я не спрашивала. Мы говорили о работе Шевенна, но в основном на темы, связанные с природой его занятий, – Шира обдумала сказанное. – Он упоминал какие-то «узоры», замеченные им в Башне во время моего присутствия, но не стал сообщать ничего о волнениях, которые наверняка проявились из-за этого нападения и смерти проктора.

Говоря, Кальпурния пыталась воспроизвести в голове свой сюрреалистический визит в надзорный зал: возможно, астропат дал ей какой-то намек, оставшийся незамеченным? Услышала ли она что-то такое, о чем должна была переспросить?

Священник по-прежнему смотрел на лежащего Даста и непрерывно повторял одну и ту же литанию. Шира слышала её в залах медике от Гидрафура до Мачиуна; молитва могла звучать на высоком или низком готике, в виде стихов или гомилии, но смысл слов оставался неизменным.

«Больничное ложе – отрава для нас, – шептала она вместе с Оровеном, – поправляйся во имя Императорского закона и поднимайся с постели ради исполнения долга. Имя Императора – твоя броня; повеления Императора – твоя сила. Голос Императора приказывает твоим ранам затянуться рубцами, твоей боли – стать холодным орудием воздаяния…»

Произнося литанию, Кальпурния пробудила воспоминания, которые разлетелись по её сознанию подобно летучим мышам, потревоженным в пещере. Рука Ширы неосознанно потянулась к голове, и пальцы начали массировать шрамы над глазом.