Слепцы

– Поехали, – сказал Рыжий, стаскивая с глаз Хорька повязку.

Хорьку захотелось вцепиться зубами в покрытую веснушками руку возницы, но он сдержался. Не нужно его злить. Пока есть надежда – нужно ждать и терпеть. Кривой говорил, что терпение – главная доблесть ватажника. Что в лесу голод терпеть, что в засаде холод или комарье переносить, или пытки, если попался в лапы стражников или обозников.

Терпение.

Солнце быстро клонилось к закату. Хорек подумал, что вот сейчас обоз остановится, станет на привал – запалят костры, поставят котлы; но сани продолжали ехать.

Лошади бежали мелкой трусцой, сани легко скользили по замерзшим колеям. Мороз пощипывал лицо, но растереть его не было никакой возможности. Приходилось прятать лицо в воротник.

Наступила ночь, а обоз все двигался вперед. Горы выросли, занимали уже половину неба, угадывались в темноте только потому, что не было за ними видно звезд.

Вдоль обоза проскакал конный с факелом, зажег факела на санях. Только дозорные впереди ехали без огня.

Позади заржала лошадь, крик превратился в визг, а потом прервался неожиданно. Из хвоста обоза кто-то свистнул, Рыжий приподнялся, посмотрел назад поверх фургона.

– Что там? – спросил он у подъехавшего конника.

– Сани с дороги слетели, – пояснил тот. – Дядька задремал, проспал поворот. А там – яма возле дороги. Лошадь ногу сломала, добили. Теперь сани нужно ремонтировать. А дорога дальше извилистая. Велено съезжать вправо, ставить сани в круг и ночевать, не распрягая.

– Поморозим лошадей, – сказал Рыжий.

– Ничего, тут уже недалеко. Если с рассвета тронемся, то еще до полудня на месте будем, – конник вздохнул. – Там и согреемся.

– Как-нибудь! Вроде говорили, что наружу тех сразу не выпустили, если в следующие ночи не ошиблись, то вам и работы не будет, – по голосу было похоже, что возница пытается конника успокоить.

– Как же, не выпустили! Весь поселок пришлось чистить… Не слышал разве?

– Но раненых-то не везли?

– А когда их везли до окончания? Только когда обоз обратно ехал, тогда раненых забирали. И убитых. Ладно, приедем, увидим, сворачивай, я перед тобой поеду, дорогу гляну, чтобы, как Дядька, в яму не влетел. – Конник тронул коня шпорами, опустил факел пониже, чтобы лучше освещать покрытую снегом землю. – Нормально вроде! Давай за мной потихоньку…

Рыжий повернул сани. Подпрыгнув несколько раз, они съехали с дороги и заскользили по заснеженной равнине за конником.

– Вот сюда заезжай! – крикнул конный, указывая факелом. – И становись.

– Хорошо! – крикнул в ответ Рыжий. – За другими там посмотри!

Доехав до указанного места, он натянул вожжи, остановил лошадей, посмотрел на Хорька. В свете факелов его волосы казались сделанными из огня, по лицу скользили оранжевые тени, ветер развевал бороду, словно это были языки пламени.

– Не повезло тебе, парень! – сказал Рыжий невесело. – Будет этой ночью у Смотрителя свободное время с тобой потолковать.

Ледяные пальцы сдавили внутренности Хорька.

Будет время потолковать. Значит, потолкует. Спрашивать будет. Сразу начнет пытать или поговорит наперво?

– Подумай, парень! – Рыжий наклонился к Хорьку, прошептал, касаясь мокрыми от дыхания усами: – Лучше сразу скажи. Смотритель не станет молчания слушать. И если врать начнешь, тоже долго не потерпит.

Хорек стиснул зубы и не ответил.

– Ну, как знаешь, я предупредил… – Рыжий спрыгнул с саней и стал наблюдать, притоптывая и похлопывая себя руками по плечам, как подъезжают остальные.

– Давай, выводи на круг! – крикнул ему конный. – Вот сюда, по солнцу.

Рыжий вернулся в сани, стегнул лошадей вожжами. Он немного проехал, направляя идущих за ним возниц по кругу и целясь, чтобы самому выехать к задним саням. Хорек оглянулся – обоз уже выгнулся дугой, и можно было хорошо пересчитать повозки. Получилось пятнадцать крытых и десяток обычных, груженных мешками и корзинами.

Замкнув наконец круг, Рыжий перебросил вожжи вперед, через головы лошадей, привязал их к передним саням, затянул покрепче.

«Сейчас, – подумал Хорек. – Смотритель – это, наверное, тот, с голосом человека, привыкшего командовать. У человека с таким голосом рука не дрогнет. И жалости у него не допросишься».

Но Хорька потащили на допрос не сразу. Вначале зажглись костры, и возчики засуетились между ними, развешивая над огнями котлы на треногах – скоро потянуло запахом еды. Потом из саней начали выпрыгивать люди.

Хорек внимательно смотрел, но ничего особого не заметил. Люди как люди. Молодые, ловкие, легко соскакивают в снег, смеются, переговариваются. От всех крытых саней двинулись они к кострам, держась десятками, как ехали. Все одеты в полушубки, шапки. На поясах – мечи и кинжалы.

«Зачем их прячут?» – удивился Хорек. Еще и глаза ему завязывали днем.

Люди как люди. Парни, хотя, похоже, среди них есть и девки. Вон, кажется, голос девичий, как днем. Подошли к кострам, стоят, протянув руки, греются. У них там в фургонах тоже, наверное, не слишком тепло. И темно, наверное. Ни лампу не зажжешь, ни лучину: искра упадет, никто и выскочить не успеет.