– Послушай, Никита Анатольевич. Давай-ка, не будем друг перед другом выкобениваться. Я тебя уважаю, но ты тоже хоть сколько-нибудь уважай меня и не устраивай здесь реалити-шоу. Люди мы с тобой разные, у каждого свой бизнес – у тебя большой, у меня поменьше. На сегодня мы партнеры, потому как задача у нас с тобой общая: побыстрее распрощаться.
– Я не могу этим поделиться ни с женой, ни с дочкой. Они просто решат, что я спятил от страха. Я вынужден жить стиснув зубы – никто не готов вникать в мои проблемы. Видели вы когда-нибудь собаку, которую стукнула машина, но не убила, а только покалечила? Такая собака выходит на проезжую часть, ищет смерти.
– Это себя ты сравниваешь с такой вот псиной? – Плащ искренне удивился. – Лучше скажи честно, сколько ты имеешь каждый день? Нет, каждый час. Не бойся, это ни на что не повлияет. Сумму я уже назвал, и она не изменится ни в большую, ни в меньшую сторону.
– В день, в час… Честное слово, не знаю, никогда не считал. Никакие деньги не стоят этих мук, этого пресса, который плющит каждый день. Кажется, что ты просто заблудился, вышел не на той станции или тебя все принимают за другого. За человека похожего на тебя как две капли воды. И требуют от тебя того, на что способен только он.
Плащ признался себе, что пленнику почти удалось его разозлить. Из-за черного платка он не видел большую часть лица Никиты Абросимова. И главное, не видел глаз.
Весь этот бред, который он выдает, похож на издевательство. Но вряд ли Абросимов настолько глуп, чтобы затевать бессмысленные и бесполезные игры с огнем. Неужели бьет на жалость? Неужели так низко ставит своих похитителей?
– Слушай, великий страдалец Земли Русской. Если тебе нужен психоаналитик, как принято там, на Западе, я для этой роли не гожусь. Ни образования подходящего, ни воспитания. Выходи на волю, отстегивай деньгу, и тебя вылечат от всех завихрений и мук совести.
– Самообман. Это все равно что накладывать румяна на больного раком.
– Тьфу-тьфу-тьфу, постучи-ка три раза по дереву.
Никита Анатольевич поднес руки к лицу. В первый момент Плащу показалось, что заложник хочет сдернуть черную косынку, но тот обхватил голову руками.
– Вижу, ты сегодня не в настроении. Давай отложим разговор, – Плащ не знал, что можно сказать, чтобы поднять пленнику настроение.
– Не возвращайте меня в камеру. Не хочу, чтобы жена с дочерью меня таким видели.
– Какая камера? – почти обиделся Плащ. – Думай, что говоришь. Доведется посидеть – сравнишь. Хотя вам, олигархам, и там тепличные условия создают.
– Извиняюсь. Я просто оговорился. Если можно, я хотел бы побыть в одиночестве – хотя бы до завтра.
– Ты меня тоже извини, но здесь не гостиница с отдельными номерами на каждом этаже. Можем тебе предоставить помещение: стены, пол, потолок – ни сесть, ни лечь. Дадим ведро с крышкой в качестве параши.
– Я согласен, – торопливо кивнул бизнесмен.
«Может, он рассчитывает перебраться в другую, не подготовленную к содержанию комнату? – промелькнуло в голове у Плаща. – И попробовать оттуда сделать ноги? Такой запросто наплюет на жену и дочь, бросит их одних. А потом скажет: вот вам лимон за двоих; хотите – берите, не хотите – оставляйте себе, делайте с ними что хотите».
– Согласен? Даже в подвальное помещение?
– Еще лучше. Я согласен. Спасибо, что не прогнали меня сразу.
Сам Плащ, имей он жену и дочь, вряд ли смог бы бросить их на произвол судьбы. Да, он преступник, убийца, но все равно Плащ считал Абросимова циничней себя. Он никогда еще не имел дела с крупными воротилами и смотрел на них примерно так же, как командир взвода «солдат удачи» смотрит на обрюзгших, отечных генералов в лампасах.
Этот генерал может одним росчерком послать на верную гибель сотню тысяч солдат или приказать подвергнуть бомбардировке жилые кварталы города. А волку-наемнику трудно себе представить, смог бы сам он отдать такой приказ или нет.
– На досуге подумай, как быстрее снять наличку. Если твой брат не сообразит или сделает вид, что не сообразил, я должен ему подсказать с твоих слов варианты. Не забывай: мы с тобой в одной лодке и интерес у нас общий.
Глеб не раз убеждался: важна каждая мелочь, все, что имеет отношение к нужному человеку. Любая ничтожная на первый взгляд деталь может оказаться главной.
В разговоре Илья упомянул о концертах классической музыки – их устраивала у себя в загородном доме одна из немногих семей, с которыми чета Абросимовых поддерживала отношения.
В семнадцатилетнем возрасте Даша однажды по совету отца решила приобщиться к высокой культуре. Она как раз впервые услышала рок-обработку известной классической мелодии, и ей вдруг показалось, что эта самая классика вовсе не «полный отстой».
Даже спустя три года она плевалась, с возмущением вспоминая при Илье тот давний концерт. С одной стороны кучка сытно отобедавших людей – строят из себя великих знатоков и ценителей. С другой – нанятые и доставленные за город музыканты, струнный квартет. Презирают слушателей за их невежество, но за деньги все сыграют – хоть гопака, хоть «Мурку».