Слепой секундант

Андрея повели к домоправителю, который жил тут же, и два часа спустя Соломин вселился в новое жилище. Еремей был послан за необходимым к чаю провиантом — сухарями, сахаром, заваркой, а готовить чай решили в сбитеннике, который выдал домоправитель.

— Сударик мой разлюбезный, знаешь ли, на кого я у самых ворот напоролся? — спросил Еремей, внося мешок с покупками.

— Я не гадалка, говори прямо.

— На Селифашку.

— Он видел тебя?

— Вроде нет.

Дальнейшая беседа происходила в воображении дядьки и питомца, вслух они не сказали ни слова.

— Это может быть случайностью, — безмолвно говорил дядьке Андрей. — Откуда Селифашке знать, что я тут поселился? Я и сам не знал сего еще два часа назад. Кому-то после Катенькиной смерти досталась ее дворня; статочно, и Селифашка получил нового хозяина. Может, и вовсе живет в трех шагах от меня.

— Случайность-то случайность, — безмолвно отвечал дядька Андрею. — Да ведь он устроил угар. А какой-то отменный стрелок про этот угар знал… Какого черта Селифашка вокруг нашего нового жилья крутится? Съехать бы ну хоть в трактир… И как же теперь растолковать Тимошке с Фофаней про этого Селифашку? Какие ж у него, подлеца, приметы? Да ведь никаких!.. — ведя эту беззвучную беседу, Еремей добывал из печки угольки, чтобы положить их в трубу сбитенника. Он даже умудрился приказать Фофане, чтобы тот поднялся к домоправителю с кувшином, принес кипятка.

Когда дверь за Фофаней захлопнулась, Андрей заговорил:

— Я должен написать Венецкому.

— Господина Валера попросить?

— Не хочу его пугать. Ежели злодеи тут крутятся, то не меня они выследили, а его.

— Долгонько же шли по следу.

Еремей мог бы многое сказать по этому поводу. Прежде всего — не следовало уносить с собой шкатулу с деньгами. Те, кому деньги предназначались, явно провели свое следствие, строго допросили богадельного сторожа Федора, а Федор выдал подлинное имя Валера.

— Как же быть?

Положение и впрямь было аховое. Если сообщить Венецкому, молодой граф поспешит на помощь — дворни его никто не лишал, и двух-трех человек граф может прислать. Но как исхитриться оставить для него записочку в модной лавке мадам Бонно? Кто бы ни отправился туда с этой записочкой — за ним будут следить. И хуже того — о записочке не должен знать Фофаня. Молодцы на службе Дедки найдут способ развязать ему язык — достаточно заехать кулаком в ухо. Андрей должен был продиктовать записку надежному человеку. Надежным казался Граве. Но Граве сам — жертва вымогателей. Ежели поехать к нему или послать Тимошку, то и за ним станут следить.

— Я сам поеду к этой мадамке, — решил Андрей. — Ей же и продиктую записку к Венецкому. А для приличия накуплю всякой модной дряни.

— И наведешь злодеев на Венецкого, — сказал Еремей. — Почем ты знаешь, сколько человек отрядили следить за господином Валером? Да и за тобой, поди, уже не первый день присматривают. Помнишь — кто-то к нашему домишке подкрадывался, да Шайтан спугнул? И меня сукины дети знают, и Тимошку — помнишь, как мы у них Фофаню отбили? Не до того было, чтобы рожу рукавицей прикрывать…

— У Дедки с Василисой — Сенной рынок, а у нас — Гостиный двор…

— И туда сейчас нельзя — для чего наводить мазуриков на Анисима с молодцами? Гостинодворцы нам еще пригодятся.

— Но как-то же надо послать записку Венецкому! — Андрей уж начинал злиться.

— Кабы за нами один подлец Селифашка следил — я бы его живо скрутил да на съезжую. Помяни мое слово, он — беглый, и наследники госпожи Кузьминой уж, поди, его ищут и в «Ведомостях» о нем объявление дали.

— До съезжей ты бы его не довел!

— Отчего ж?

— А оттого, что я удавил бы его прежде вот этими руками!

Еремей жестоко раскаялся в том, что некстати помянул Катеньку. Возбужденный питомец и впрямь сам бы покончил с истопником, который предал хозяйку, терпевшую все его дурачества.

Несколько минут оба молчали.

— Где Тимошка? — спросил Андрей.

— Я чай, в конюшне, коней обихаживает. Золото, а не кучер, — честно сказал Еремей. — Вот когда вся эта заваруха кончится — женить его надобно. Чтоб по срамным девкам не избегался да чтоб какой старой перечнице в когти не попался.

— Приведи его, дяденька.

— Я сбегать могу, — предложил Фофаня, вошедший с кувшином кипятка.

— Никуда ты не побежишь! Сам схожу! — рявкнул Еремей. — Карауль теперь этого ворюгу, чтобы Дедкины молодчики ему допрос с пристрастием не устроили… — проворчал он.

Пока Еремей ходил за Тимошкой, Фофаня заваривал чай. Андрей вместо чая потребовал письменный прибор. Фофаня выставил его на стол, а сам присел с краю, изготовившись писать.

— Нет, твои услуги не надобны, — сказал Андрей. — Можешь отдыхать. И ты, Еремей Павлович, с ним вместе.

Для отдыха имелись взятые с собой войлочные тюфяки, которые предполагалось стелить на пол.

Оставшись наконец с Тимошкой, Андрей спросил:

— Ты какие буквы уже знаешь?

Тимошка перечислил с десяток.

— Садись, пиши.

— Я по-письменному не умею.

— Рисуй печатные. В любом порядке. Вообрази, что это у тебя солдаты на плацу, и ставь их в строй. Одна буква — за командира, две — за капралов…