Слепой поводырь

— Я вам всё, как на духу расскажу, только в каземат не сажайте. Насчёт шайки вы совершенно правы. Сказать по правде, меня попросили устроить скандал на сеансе. Я бы никогда сам орехи не щёлкал. Правда, я их действительно иногда покупаю, потому что жалованье у меня такое, что никаких других сластей себе позволить не могу. Даже мёд для меня дорог. Зато орехи и патока — по карману. А чай приобретаю только испитой, который трактирщики из чайников выкладывают, сушат и опять продают — за копейку горка. Водку, вино, пиво я категорически не употребляю, кроме причастия. Матушка делает домашний квас. В карты не играю. Мзду не беру, хотя и предлагают. В публичном доме был, но только два раза. Но я исповедался и Господу за этот грех покаялся. Заразу подцепил от соседской горничной, но не страшную, а пустяковую. Потом к доктору Целипоткину, теперь уже покойному, наведываться две недели. Он анализы мои проверял под микроскопом. Сказал, что исцелил. Врач хороший. Но жадный. Прейскурант у него в городе был самый высокий. Только дело не в нём… — Плешивцев громко высморкался в тот же платок и продолжил: — Духовник мой, отец Афанасий, во время последней исповеди напомнил мне о прегрешениях моих, кои я ему поведал за последние полгода и сказал, что я искуплю их быстрее, ежели помогу Божьему делу: надобно сорвать выступление в Ставрополе заезжего магнетизёра Вельдмана. Владыка наш считает, что Вельдман — слуга дьявола. Потому его преосвященство обратился к священникам, чтобы они в своих приходах людям пояснили, что ходить на его представления — грех. Отец Афанасий посчитал, что надобно помешать сеансам этого прохиндея. Например, прокричать с балкона, что он плут и мошенник. Насчёт грецких орехов это тоже была его идея. Мол, это будет громко и ничего в этом недозволительного нет, так как в ложах даже пирожки с мясом откушивают и лимонадом запивают, не говоря уже о шампанском. Пришлось пойти на неучтённые траты — билет взять и пять копеек пожертвовать на кулёк орехов. А с моим жалованьем — это накладно. Если бы Вельдмана вчера не прикончили, то и нынешний сеанс был бы аховый. Сорвали бы его, как пить дать. Только вместо меня другой бы прихожанин что-нибудь отчебучил. Я же первый был вот потому и попал, как кур в ощип!.. — Плешивцев поднял умаляющий взгляд на полицмейстера и сказал: — Ваше высокоблагородие, не сомневайтесь, я вам всю душу излил. Я и на мировом суде, если надо, каждое словечко повторю. А вместе со мной пусть и отца Афанасия осудят. Мы же, получается, шайка. Правда?.. Я вот что думаю: а что, если и в самом деле этого приезжего беса священник какой-нибудь в гроб вогнал? Не сам, конечно, а через кого-нибудь беглого каторжника. Намекнул ему, что не человек это, а дьявол. А тот и поспешествовал за мзду… Это ж, как мой начальник — статский советник Гречкин. Он же не напрямую ревизору Мокину велит поменьше акцизов драть с Василия Алафузова, а иносказательно: так мол и так, негоциант для города большие пожертвования вносит, неимущим помогает. Надобно с пониманием к нему отнестись. Вы, говорит, Флориан Антонович, мне сначала соображения свои по нему доложите, а мы уж потом и покумекаем, как коммерсанту добром отплатить… Вот Мокин и потеет над цифрами, чтобы начальству угодить и самому в казённый дом не попасть. Мне, если хотите знать, ревизор самолично на это жаловался. Как на духу сказывал, что вся выгода достаётся Гречкину, а ему — лишь сдутая пена с пивной кружки да папиросный пепел.

Полицмейстер остервенело жевал потухшую сигару, зыркая глазами то на Плешивцева, то на помощника, который давился от смеха, прикрывая лицо левой ладонью.

— Стало быть, так, Владимир Алексеевич, — чиркая спичкой, повелел бывший полковой командир. — Изготовьте протокол и проект постановления для мирового суда в отношении коллежского регистратора Плешивцева Семёна Назаровича, обвиняемого в нарушении порядка, в ослушании городового, а также в оскорблении сего полицейского чина словами. Предложите за первый проступок подвергнуть его штрафу в размере пяти рублей, за второй оштрафовать на десять, а за третий — на двадцать пять. Общий штраф составить по совокупности преступлений, а при несостоятельности подвергнуть обвиняемого Плешивцева аресту помещением последнего в арестный дом на семь суток. И не затягивайте. После составления бумаг тотчас же доставьте Плешивцева в мировой суд. Попросите от моего имени судью, чтобы его дело рассмотрели сегодня же. И, пожалуй, арест ему будет полезнее. Так там и передайте.

— Какого городового? — испуганно вымолвил обвиняемый. — Не было никакого городового.

— Какая же Мельпомена без полицейского, милостивый государь? В театре всегда для порядка присутствует городовой.

— Не отрицаю. Но я его не видел, и ко мне он не подходил.

— А это уже выясним, опросив нашего стража порядка, дежурившего вчера в театре… Посмотрим, может, ещё и другие свидетели найдутся.

— Помилуйте, Ваше высокоблагородие, да разве я бы осмелился оскорбить полицейского?