Слепой. Один в темноте

– Он из прокуратуры, – сказала секретарша таким тоном, словно это все объясняло. – По делу Марка Анатольевича.

– Да хоть из администрации президента! – рявкнул Вронский, немедленно подумав, что, пожалуй, чуточку хватил через край: Кремль – это тебе не какая-то прокуратура, с Кремлем шутки плохи. – Нет – значит, нет. Ни для кого нет, даже для господа бога. Уехал я, так откуда мне взяться в пустом кабинете?

– Охранник так ему и сказал, – вместо ожидаемых извинений обиженно объявила секретарша. – А он утверждает, что собственными глазами видел вас в окне, когда подъехал, и грозится в следующий раз прийти с ордером…

«Вот с ордером пускай и приходит», – хотел сказать Александр Леонидович, но вовремя поймал себя за язык. С учетом всех обстоятельств дело об убийстве Марка следовало как можно скорее и тише замять, дабы милиция и прокуратура не путались у Кривошеина под ногами, мешая решать проблему наиболее эффективным методом. Поэтому ссориться с прокуратурой не следовало. Конечно, с их стороны это отъявленное свинство – вот так, без предупреждения, являться в офис к занятому, важному человеку и, стуча кулаком по столу, требовать немедленной встречи. Еще бы повестку прислали, ей-богу! Но что поделаешь, если у людей не хватает ума понять простые вещи? Не расстреливать же их за это, в конце-то концов. И не потому не расстреливать, что жалко, а потому, что на их место сразу же придут другие – еще хуже, еще тупее…

– Черт, до чего же некстати, – сказал он в трубку.

Секретарша промолчала, но в ее молчании Вронский отчетливо расслышал независимое: «А я-то здесь при чем?»

– Ладно, скажите охране, чтобы пропустили, – сдался он. – Все равно ведь не отстанет.

– Это факт, – тоном авторитетного эксперта подтвердила секретарша.

Александр Леонидович хотел на нее рявкнуть, чтоб знала свое место и не распускала язык, но она уже повесила трубку.

– Сука, – сказал Вронский.

Как всегда в подобных случаях, ему захотелось вышвырнуть эту чересчур много о себе возомнившую корову на улицу, но он, опять же как всегда, взял себя в руки: секретаршей она была отменной, а если говорить о личных пристрастиях, то трудовое законодательство строго-настрого запрещает принимать на постоянную работу лиц, не достигших шестнадцатилетнего возраста.

На столе у охранника деликатно квакнул внутренний телефон. Охранник снял трубку, послушал, косясь на посетителя, а потом неохотно отступил с дороги и буркнул:

– Проходите. Третий этаж, по коридору налево.

Этим он, сам того не ведая, спас себе жизнь. И не только себе: Чиж имел твердое намерение во что бы то ни стало увидеться с «дядей Сашей» прямо сейчас, и собирался данное намерение осуществить, даже если бы для этого пришлось идти по трупам. Он знал, что другого случая уже не будет, и пер напролом с решимостью человека, которому нечего терять.

На службу он сегодня не пошел, даже не потрудившись позвонить Степану Кузьмичу и сказаться больным. Проблему нежелательных звонков и возможной слежки он решил, просто выключив мобильный телефон и оставив его на подоконнике в кухне. Варечка Наумова, конечно же, уже успела хорошенько все обдумать и поняла, наконец, что в призовой гонке за обручальным кольцом поставила не на ту лошадь. Зная ее, Чиж мог предположить, что она попытается еще раз поговорить с ним, прежде чем отправится к прокурору и изложит ему свои выводы. Пока этого не случилось, он мог чувствовать себя в относительной безопасности. А потом… Что ж, в его ситуации никакого «потом», скорее всего, уже не будет. А если будет, то ему глубоко наплевать, каким оно окажется, это «потом»…

Чиж шел по устланному мягкой ковровой дорожкой коридору, упиваясь никогда прежде не испытанным ощущением полной, окончательной свободы. Он был в свободном полете, траектория которого сильно напоминала траекторию полета пули, выпущенной из снайперской винтовки. И если бы сейчас, в нескольких метрах от заветной двери, из-за угла выскочила целая толпа вооруженных охранников и расстреляла его в упор, Чиж бы нисколечко не расстроился. Он был бы спокоен и счастлив, корчась на пропитанной кровью ковровой дорожке: он сделал все, что было в его силах, и даже немножечко больше. Пуля не виновата, если между ней и целью неожиданно вырастает бетонная стена: пуле не дано изменить направление полета, огибая препятствие. Чиж тоже уже не мог ничего изменить: мосты были сожжены, курок спущен, и он летел в цель, наслаждаясь полетом и слыша, как ревет в ушах тугой поток встречного воздуха.

Возможно, его спокойствие было продиктовано вчерашним разговором с водителем синей «БМВ». Этот чудак в темных очках выглядел и говорил странно, но ему почему-то хотелось верить. Теперь Чиж знал самое главное: что бы ни случилось, надолго «дядя Саша» его не переживет.