Паречин послушно стал, где было велено, и стал смотреть, как в Одессе поступают с козлами. Он окончательно запутался в событиях последних суток и уже решительно ничего не понимал, чувствуя лишь, что дело плохо, и не испытывая по этому поводу ровным счетом никаких эмоций, кроме привычного тупого раздражения. Поверить в реальность собственной смерти ему все еще было трудно, практически невозможно, и, вместо того чтобы искать пути к спасению, он просто злился – естественно, молчком, поскольку уже успел сообразить, что сердить «завскладом» Ворону и его приятелей не слишком полезно для здоровья.
Вертолет тем временем аккуратно обтер испачканное крахмалом лезвие о штанину, и оно засверкало в свете прожекторов и автомобильных фар, как узкий осколок зеркала.
– Братцы, да вы что? – пролепетал, глядя на этот опасный блеск, позеленевший Тарасюк. – За что, братцы?
– Твои братцы в овраге лошадь доедают, – поигрывая татуированными бицепсами, дружелюбно сообщил ему Вертолет.
– Кончай волну гнать, Валера, – неожиданно вмешался Костя Шекель. – Что ты тут устроил утро стрелецкой казни? Нас с минуты на минуту вязать начнут, а ты тут с этим мешком дерьма развлекаться вздумал.
Раздался нестройный хор одобрительных возгласов, который смолк, когда Валера Вертолет обвел коллег тяжелым взглядом. Связываться с Валерой никому не хотелось: все знали, что он, как говорится, в горячей воде купанный и полоснуть человека ножом в такой вот момент ему ничего не стоит. Потом, может, и пожалеет, да толку-то?.. Мертвецу от его жалости ни жарко, ни холодно…
– А что, – медленно, сверля Шекеля все тем же тяжелым, нехорошим взглядом, спросил Валера Вертолет, – есть другие предложения?
Костя, представлявшийся девушкам на пляже укротителем змей, а на самом деле являвшийся довольно ловким карманником, наперсточником, карточным шулером и кидалой, под этим взглядом заметно стушевался, но на выручку ему неожиданно пришел Лысый.
– Дырку в этом пузыре проткнуть всегда успеем, – сказал он, спокойно выдержав взгляд повернувшегося на его голос Вертолета. – Ты сообрази, что он – единственный, кто нас может отсюда вывести.
Закаменевшее лицо Валеры понемногу разгладилось, и на нем проступило привычное оживленное выражение.
– А? – сказал он, обращаясь к Тарасюку. – Выведешь, толстый?
– Попробовать можно, – сказал Степан Денисович, который, в отличие от Паречина, хорошо знал, с кем имеет дело, и потому отчаянно цеплялся за любую возможность сохранить свою драгоценную шкуру хотя бы на какое-то время. – Если они нарочно все это устроили, чтобы взять нас с поличным, то ждать будут наверняка у ворот, чтоб машину перехватить.
– Попал Гендос, – тихонько пробормотал Костя Шекель, имея в виду посланного к транспортной проходной на смену Тарасюку Гену Шнобеля.
– Я так думаю, что уходить надо через грузовой причал, – тоном эксперта продолжал Тарасюк. – Там, в штабелях, долго можно в прятки играть. А если что, сиганул в воду…
– И на дно, – сквозь зубы закончил Лысый, которому было жаль бросать одолженный у родственника «КамАЗ». – Бычки, как ни крути, симпатичнее ментов.
– Пузырь дело говорит, – с видимой неохотой согласился Вертолет. – Правда, один раз мы ему уже поверили… И-эх! Дожили, мать твою! Сюда на «лексусе» приехал, а отсюда – вплавь… Тьфу! Ладно, пацаны, делаем ноги.
– Я плавать не умею, – сказал Паречин.
О нем уже успели забыть, и теперь все повернулись к нему с одинаковым, почти комичным изумлением.
– А тебя, браток, никто особенно и не приглашает, – первым нашелся Ворона, который по воле обстоятельств взял на себя роль няньки при этом скудоумном москале. – Ты ж тут не при делах, правильно? Ну, так зачем тебе-то ноги делать? Ты тут останешься, ментов подождешь.
– Я им ничего не скажу, – заверил его Паречин.
– Конечно, не скажешь, – кивнул Ворона, выковыривая из кармана легких полотняных брюк свой любимый проверенный тульский наган.
– Не шуми, – сказал Валера Вертолет. – Ножика, что ли, нету?
– Мой ножик у тебя, – сообщил Ворона.
– Базар кончайте, – угрюмо произнес Лысый. – Валить надо, а вы развели тут… блин, демагогию!
– А может, пусть живет? – осторожно предложил Шекель.
– Ага, – сказал Вертолет, бы между делом возвращая Вороне его перо. Тот попытался сделать вид, что не замечает этого, но Валера чуть ли не силой всунул нож ему в ладонь, сложив с себя таким образом неаппетитную обязанность по устранению свидетеля. – Ты ему, Костик, еще фотку свою на память подари, чтоб менты с фотороботом не мучились.
– М-да, – неопределенно промолвил Шекель. Он-то знал, что местные менты узнают его безо всякого фоторобота, по самому приблизительному описанию, и будут очень рады случаю закрыть такого ловкача на исторически значимый срок. Да еще Валера, спасибо ему большое, при свидетеле назвал его по имени… Короче, это был тот самый случай, когда чистоплюйство могло очень дорого обойтись всем присутствующим, и Костя Шекель, как человек неглупый, прекрасно это понимал.