Слепой. Над пропастью

– Может, помочь, провести по коридору?

– Нет, я сам должен это сделать!

– А ты гордый! Хотя правильный. Нужно самому всему учиться, няньки все время рядом не будет. Я медленно, шаг за шагом, продвигаюсь по коридору. Миную закрытую комнату таинственного соседа. И наконец, захожу в комнату. Это путешествие, простое для зрячего, окончательно выматывает слепого. Обессилено падаю на кровать.

Да, что за странные гримасы судьбы! За сегодняшний день на мою голову свалилось слишком много новой информации! Дом престарелых, смерть бабули, наследство, переезд. Все это кружилось передо мной, как в огромном калейдоскопе. Рядом мягкое, пушистое трется о руку.

– Что, бедняга, у тебя, кроме меня, никого не осталось? Маркиз, как будто понимая, отвечает мяуканьем. – Жрать хочешь? Сейчас покормлю.

Пересилив усталость, медленно поднимаюсь с кровати. Где может стоять пакет? По логике вещей, точно на холодильнике! – Размышляю, опираясь о край стола. Так и вышло, как думал. Большой пакет с кормом нащупываю на холодильнике. Там же и стоит миска Маркиза. Я насыпаю две пригоршни, и ставлю под стол. Запах корма чем-то напоминает горечь силоса. Кот хрустит. Видно проголодался, ежели жрет такую отраву, которую я в рот бы не взял. Я открываю холодильник. Пахнет колбасой, сыром, сметаной и молоком. На второй полке нащупываю тарелку с бутербродами. Ага, по запаху понимаю, что это колбаса и сыр. Я беру один, и начал жевать. Маркиз, учуяв любимый запах, забыл о кормежке, трется о ноги и мяукает, вымаливая кусочек. Не хватает, а вежливо берет из рук угощение, принимается жевать. Я начинаю хрустеть поджаренной корочкой бутерброда. Теперь знаю, что бабулька кормила не только вонючим силосом. Кот, как в процессе жизни узнал, большой любитель колбасы. А за кусочек рыбы, особенно копченой, готов продать душу, если бы она у него была. Что ни говори, а жизнь продолжается.

Глава шестая.

Моя новая жизнь.

Когда-то, очень давно, я с мамой были частенько в гостях у старушки. В детстве бабулька казалось настоящей бабой Ягой из сказок. Точно такая же маленькая, кривоносая, и при этом востроглазая. Старуха носила очки, но больше для красоты и статуса, чем для чтения. Жутко ворчливая, с большой деревянной клюкой. Я много лет не общался со старой каргой, после того, как незаметно стянул из стола колечко с крохотным рубинчиком. Зачем эта побрякушка старой перечнице? Все равно не носила. Мол, память. Ха, память нужно хранить в душе, а не в бархатной коробочке. Я финтифлюшку в тот же вечер отнес знакомому перекупщику, и получил немного денег, что дало возможность хорошо провести вечерок с девочками. Срубить бабла в картишки, крутануть рулетку в подпольном казино. Когда пропажа обнаружилась, бабуля меня прокляла. И наотрез отказалась со общаться.

Неожиданно память услужливо выплескивает довольно забавный случай. Я, мама и бабуля, сидим за круглым столом, накрытым красной плюшевой скатертью. Над ним, похожая на летучую мышь, нависла лампа под вязаным абажуром. Мы пьем горячий чай с брусничным вареньем, что бабулька сварила сама, как похвасталась. Мама нарезает большой круглый торт, с маслянистыми розами. Она не любила долго возиться на кузне, купила это произведение местных кондитеров в булочной по соседству. Как сейчас помню, что тогда достался приличный ломоть, с аляповой красной розочкой и желтыми разводами. Мама молча помешивает чайной ложечкой чай. бабулька вспоминает, как хорошо было раньше, и трава была зеленее, и еда вкуснее.

А мне, семилетнему мальчишке, было скучно от всего этого трепа. Я давным-давно съел кусок торта, и откровенно скучал. Чтобы немного развлечься, начинаю втихую ковырять нижний край стола перочинным ножиком. За весь разговор успеваю вырезать личные инициалы. Но почему-то детской шалости, как мне в тот момент показалось, никто не приметил. А, может, все просто сделали вид, что не заметили, чтобы не портить праздничное настроение. Ведь у бабули в тот день был день рождения. Мама принесла в подарок не только торт, но и большой пуховой платок. На зиму, как сказала. Это все это было больше тридцати лет назад. Мои воспоминания поблекли, стерлись, как детский рисунок мелом на городском асфальте. Они остались в светлой части жизни.