Слепой. Над пропастью

Я услышал четкий хруст гравия и треск ветки под тяжелыми шагами. А потом ощутил на плече сильную руку. В лицо разит густым алкогольным перегаром, смешанным с вонью лука, чеснока и дешевой колбасы.

– Эй, паря! Ты чего тут стоишь? Что, дорогу домой забыл? Я чувствую, как вторая рука бесцеремонно лезет мне во внутренний карман куртки, где лежало портмоне. Это была махровая наглость.

– Отвали, козел! – Я резко стряхиваю тяжесть руки с плеча. Роняю пакет на траву. Руки должны быть свободными. Пара ловких движений, выкручиваю кисть. Мужик нагибается чуть ли не до земли. Завывает диким басом:

– Отпусти! Неожиданно улавливаю движение за спиной. Я интуитивно отклоняюсь в сторону. Нападавший по инерции пробегает дальше. Врезается со всего разбега в ствол дерева. Звон стекла. И международный русский мат.

– Твою мать, хана чекушке! Ну, мужик, ты покойник! Я никогда не говорю много, а предпочитаю делать. Но сейчас не тот расклад. Двое протии одного. Зрячие против слепого. Это нечестно! Но из того, что было, выбирать не приходилось. Я упираюсь спиной в шершавый стол дерева, приготовился к нападению.

– Эй, ребята, вы чего к инвалиду привязались? Давно кулаков не нюхали, паршивцы эдакие? – Я услышал голос соседа, дяди Пети.

– Ты, старый пердун, не лезь не в свое дело!

– Косой, не вякай! А то окосеешь и на второй глаз! А потом шум борьбы, звук, как кто-то бьет по мешкам с песком. Я ощущаю твердую руку соседа на локте.

– Я их вырубил. Пошли скорее домой, не охота связываться с местной полицией. – Он поднимает пакет, отдает мне.

В комнате Петр Матвеевич выкладывал покупки на стол.

– Вот падлы, хлеб раздавили! И молоко тоже расквасили. Гречка рассыпалась по всему пакету.

– Они что, танцевали ламбаду на пакете? Хоть что-то целое осталось?