Следы на воде (СИ)

      Молодые фотографические дарования я отловил по наводке бывшего коллеги в парке, где Петрухин устраивал фотосессию пышногрудой блондинке, бродя с ней по зарослям и пощелкивая новеньким никоном. Н-да, сокурсничек если Анне было семнадцать или менее, то Петрухину уже стукнул тридцатник. Некоторое время я просто шел за ними, разглядывая самого фотографа, начинающего лысеть мужичка с физиономией обезьянки, и девушку, на которой хотелось написать большими буквами БЛАНДЫНКА ТИПИЧНАЯ. По указанию Петрухина красна девица обхватила березку и всем телом к ней прижалась; Петрухин навел на нее свой никон, но быстро опустил фотоаппарат.

       Ну-ка, сделай страстное лицо, попросил он. Блондинка сделала, и я рассмеялся, заставив мучеников фотоискусства подпрыгнуть от неожиданности. Пришлось выбираться из кустов, поздороваться и продемонстрировать распечатку со снимком Анны со словами:

       Ваша работа?

      Петрухин присмотрелся и гордо кивнул.

       Моя.

      Блондинка отошла от дерева, поняв, что со страстным лицом придется повременить, и закурила, с интересом поглядывая в мою сторону.

       Я хочу найти Анну, сказал я. Петрухин встрепенулся, по-птичьи тряхнув головой и осведомился:

       А с чего я вам должен помогать?

      Тогда я показал ему документы и, полюбовавшись, как лицо фотографа вытягивается в форму Курской дуги, ответил:

       Она проходит свидетелем по одному из дел. А неоказание помощи следствию, как вам известно, наказуемо.

      Наказания фотограф, естественно, не хотел. Я узнал, что Анна живет по-простому, в общежитии пединститута, а сотовый у нее отключен за неуплату, и вообще Петрухин Анну неделю не видел. Поблагодарив испуганного служителя муз, я подмигнул блондинке и стал выбираться из зарослей. Да, из сора растут не только стихи, но и современное фотоискусство брюки бы не порвать по этим кустам.

      Все российские общежития похожи друг на друга, хоть столичные, хоть глубоко провинциальные. Грязные сортиры, вздувшийся линолеум, пятна сырости по стенам и тараканов московские и питерские общаги прячут за качественно отремонтированным фасадом, общаги же прочих городов даже не думают стыдиться своей честной бедности. Четырехэтажное здание, разместившее на личной территории иногородних студентов филфака, химбио и исторического, ярко выделялось среди не самых приличных домишек улицы грязными стенами, гнутым шифером крыши и чумазыми окнами. Тут-то и обитала Анна, по нынешнему летнему времени чуть ли не единственная жительница.

      Я приехал к общаге на следующее утро после встречи с Петрухиным и устроил засаду неподалеку, на лавочке возле закрытого ларька Пиво-воды. Любому человеку, каким бы домоседом он ни был, единожды в сутки предстоит покинуть место жительства и сходить в магазин за хлебом и прочей пищей. Студенты далеко за едой не бегают, и, обозрев окрестности, я сделал вывод, что закупаются они в супермаркете с дурацким названием Кикси, расположенным рядом с ларьком. Именно здесь я и предполагал перехватить Анну.

      За время ожидания я выкурил четыре сигареты и насладился поучительным зрелищем бегуна-любителя, коего едва не сбил бритоголовый гражданин на новенькой тойоте. Наблюдая за разборкой, я едва не прозевал Анну и увидел ее только тогда, когда она уже зашла в магазин, помахивая пустым пакетом. Мысленно выругав себя за ротозейство, я встал прямо напротив магазинной двери, благо народ за покупками еще не ломился, и я никому особо не мешал.

      Через десять минут Анна вышла на улицу. Пакет она держала под мышкой, пересчитывая деньги в недорогом бисерном кошелечке чуть ли не носом, и меня увидела только в момент столкновения.

       Привет, сказал я, аккуратно вынув из ее рук пакет, весьма приличный по весу. Давай помогу.

      Анна шарахнулась от меня, как от привидения и наверняка убежала бы без оглядки, если бы я не придержал ее за унизанное феньками запястье.

       Кирилл, - испуганно пролепетала она. Кирилл, я не брала ваш сотовый Честно

      Петрухин сработал оперативно; впрочем, если ты в силу неких причин кого-то боишься, то не следует быть такой беззаботной.

       Я знаю, ответил я просто. Это Андрюха, санитар.

      Паника в ее темных глазищах никуда не исчезла. И было в них еще что-то, что крайне мне не понравилось. У меня есть чутье на странные вещи, и сейчас оно громко заявило: Кирилл, дело нечисто.

      Хотя никаких оснований тому не было.

       Я пришел извиниться.

      Вот этого Анна не ожидала. И паника сменилась удивлением, а я поспешил выпустить ее руку. Один из браслетиков лопнул, и ярко-желтые бисеринки ссыпались на асфальт, но Анна не обратила на это внимания.

       Наверно, я чем-то тебя обидел, продолжал я, и сам этого не заметил. Но ты очень хорошая девушка, Анна, и знай: я не хотел сделать тебе больно. Прости меня, пожалуйста.

      Анна опустила голову; я увидел отросшие рыжие корни волос. Ее губы дрожали, словно она хотела и не решалась что-то сказать, а внутренний голос, захлебываясь, твердил: дело нечисто.

       Кирилл, вы нет. Вы не обидели промолвила она. Я улыбнулся.

       Ты всегда такая официальная?