Немного успокоившись и взяв себя в руки, он еще раз быстро пробежал взглядом записку, стараясь вникнуть в каждое слово. Теперь пан Бронивецкий был абсолютно уверен, что его пытаются шантажировать: «Это шантаж, — бормотал он, лихорадочно вырывая листок из своего переплетенного в дорогой вишневый сафьян ежедневника, подаренного ему аббатом Сенкевичем, чтобы написать ответ. — Как посмел этот ничтожный человек вымогать у него, Ежи Бронивецкого, посланника Святейшего Престола, деньги?! Бог все видит и он, конечно, не оставит своего верного раба без помощи и заступничества во имя той цели, которая привела его сюда».
До самого рассвета он проворочался с боку на бок, так и не сомкнув ни на минуту глаз. Утром, едва дождавшись, когда двери храма откроются для прихожан, Ежи Бронивецкий одним из первых вошел в костел и, уже не таясь, сразу направился к заветному месту, где и нашел ответ на свое вчерашнее послание. На этот раз автор записки довольно грубо дал понять, что вступать в обсуждения не намерен. Он требовал немедленного решения, иначе передаст документы другому человеку, который уже вышел с ним на связь и не собирается мелочиться.
Ежи понял, что его самые худшие ожидания оправдались. Надо платить и платить немедля. Он попросил три дня на поиски денег, не имея ни малейшего представления, где их можно взять в такой короткий срок. Даже если он напишет куратору и изложит ему суть дела, пройдет не меньше недели, пока в Ватикане примут решение. Ежи нисколько не сомневался — решение будет положительным. Однако у него не было уверенности, что оно будет своевременным. Своего агента он знал плохо, вернее, он его совсем не знал, доверившись мнению одного из краковских знакомых, у которого этот человек нелегально работал около года уборщиком в мясном цеху. Пану Бронивецкому стоило немалых усилий разыскать его в Несвиже. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, с кем имеешь дело. «Мошенник», — подумал тогда Ежи, глядя в оловянные глаза своего будущего подручного. То, что, по сути, предстоит совершить кражу, его, похоже, нисколько не беспокоило. По опыту пан Бронивецкий знал, что такие люди не считают нужным ограничивать себя рамками морали. Их интересует только цена, которую они сами и назначают. В Ватикане цену нашли приемлемой, и Ежи получил добро на ведение дальнейших переговоров, которые вскоре завершились договоренностью сторон. Согласно этим договоренностям, одна сторона принимала на себя обязательство похитить из дома старика Юркевского погребец с документами и осколком камня, а другая — оплатить эти неправедные труды.
И вот теперь договор был вероломно нарушен, что ставило пана Бронивецкого перед непростым выбором.
Дело в том, что сколько-нибудь близких знакомых в Несвиже у Ежи пока еще не было. Круг его общения ограничивался двумя-тремя людьми, чьи финансовые возможности не позволяли рассматривать их как возможных кредиторов. Рассчитывать на помощь ксендза Тадеуша тоже не приходилось. Правда, оставался еще один человек, с которым Бронивецкого связывали хоть и непродолжительные, но вполне дружеские отношения. Кроме того, Ежи не сомневался, что у того водятся деньги, да и предлог для визита не надо было выдумывать.