Через две недели - Новый год. Московские магазины принарядились. Везде-елочки, от крохотных, сантиметров десять - пятнадцать, до больших, во всю вышину зеркальных витрин, украшенные ватным снегом, завесой переливающегося дождя. Елки были большей частью искусственные, по до того увешаны стеклянными шарами, бусами, фигурками зверей, что в сверкающей мишуре и впрямь походили на настоящие... На меня особое впечатление производили деревца целиком из блестящей фольги. Казалось, притронься к ним, и они зашелестят, зазвенят. Я знал, что не принято уже восторгаться поделками нашего супериндустриального века, что елка из- лесу ценится куда выше, по ничего с собой поделать не мог. Видимо, из жизни в Скопиие, где все всегда было только натуральным, всамделишным, вынес тайную мечту о городских игрушках, которых у меня не было. Мои сверстники, дети военных и послевоенных лет, помнят елочные украшения, сделанные своими руками. Бумажные фонарики, хлопушки. И цепи. Бумагу для них мы тоже красили сами.
По-моему, никакой другой город так не украшается к.
новогоднему празднику, как Москва. Этот праздник, мой самый любимый, в столице я чаще всего проводил скучно и впопыхах. В Москве я находился к отчему дому ближе, чем когда бы то ни было, но ни разу не выбрался на Новый год в Скопин, хотя мечтал об этом еще с первого курса консерватории. Удалось бы уговорить Надю поехать туда, посидеть за столом с моими родителями, братом, наесться до отвала пирогов и солений, на которые горазда мать, а потом, когда уже пройдет торжественный час и впереди снова забрезжит триста шестьдесят пять дней и будет спокойно и весело от этого, выйти на снежную улицу, пройтись вдоль домов, не засыпающих в эту ночь до утра, и счастливо поздравлять соседей, которые обязательно высьшят посмотреть на звездное небо. А то еще лучше-задней калиткой выкатиться прямо в овраг и промчаться на санках до далекого дна так ухарски, чтобы выскочить на середину противоположного склона.
Интересно, катаются ли еще там в новогоднюю ночь мои земляки? Я бы обязательно вспомнил свою молодость...
О поездке с Надей в Скопин я подумал, когда она заговорила о том, что Новый год не хочет проводить одна.
И вообще - прекрасный повод свести ее с моими родителями. Все равно это надо сделать, рано или поздно. Конечно, лучше всего в Новый год.
Я хотел сказать ей об этом при нашем первом разговоре сразу по приезде в Москву, но случай оказался совсем неподходящим.
Мой модельер-конструктор едва добрался до телефона:
- Игорь, дорогой, у нас дома настоящий лазарет.
Гриппуем все.
Голос у нее был простуженный. Надя кашляла и говорила с французским прононсом. Заводить речь о поездке в Скопин, о новогоднем катании на санках и вообще о снежных развлечениях было бы издевкой.
- Давно у вас домашний госпиталь?
- Я уже забыла. Сначала мама, потом Кешка. Теперь я, а мама еще не встала. Ужас.
Я несмело предложил:
- Наденька, я мигом буду у вас. Может, купить что надо?
- Спасибо, Игорь. Дома все есть. Нас не забывают.
Брат опекает. Я говорю ему: "Из просто брата ты превратился в медбрата..."
- Я приеду, - вырвалось у меня решительно.
- Нет-нет. Грипп. С этим не шутят. А ты вообще простужаешься легко.
Но я настоял на своем.
Мне хотелось чем-нибудь обрадовать Кешку, и я забежал в зоомагазин. Но там мне предложили лишь чучело куропатки и сушеного мотыля для корма рыб.
Короче, поехал на встречу с Надиным сыном без подарка.
У меня так всегда: самое важное, самое ожидаемое случается внезапно и в неудобное время.
Но цветы для будущей тещи я все-таки купил.
Открыла мне Надя. В халатике, но с хорошо уложенными волосами. Я потянулся поцеловать ее (в коридоре никого не было), она отстранилась:
- Не надо, схватишь грипп. Раздевайся, не шуми.
Мама спит. Пойдем на кухню.
Это меня устраивало. Честно говоря-проголодался.
Наконец-то придется отведать ее разносолов.
Кешка. Худенький мальчик в джинсах с иностранными нашивками. Большая голова на тоненькой шее. Совсем не Надины глаза. Круглые, черные, как сливы. Курчавые темные волосики. Он деловито помешивал ложкой какое-то варево в кастрюльке.
На стуле лежал сиамский кот. Гордый и ужасно брезгливый. Во всяком случае, он почти не смотрел на мою персону.
- Кеша, познакомься с дядей Игорем, - сказала Надя, складывая апельсины в ажурную вазочку.
Мальчик протянул мне левую руку (в правой oil держал ложку) и спросил:
- Вы следователь по особо важным делам?
- Я самый.
- Есть с нами будете?
- С удовольствием, - ответил я, удивляясь его взрослой манере держаться.
- Хочешь вымыть руки? - предложила Надя и показала мне ванную. Расположение ее я знал и сам. Как у меня. Как в сотнях, тысячах квартир и Москве.
Вытирая руки полотенцем, я лихорадочно обдумывал, что бы рассказать Кешке. Какое-нибудь дело? Или экспертизу? Но в голову ничего не шло,
Я вернулся к столу. Надя поставила передо мной тарелку... покупных пельменей, что варил Кешка.
Может быть, по случаю болезни ей не до готовки? Наверное, так.
Во время еды послыш-ался странный крик из комнаты.
Я удивленно посмотрел на Надю. А она сказала сыну: